Гвенор поднесла мужу чашу с элем. Пока он жадно пил, поставила на стол блюдо с пшеничными лепешками и села рядом. Овейн взял лепешку и откусил. Жена была отличной хозяйкой, но сейчас хлеб отдавал соломой. С чего он решил, что кусок полезет в горло? Даже воздух, и тот проходил с трудом.
Жена положила руку ему на бедро, словно желая убедиться: перед ней живой человек, а не призрак. Касание было спокойным и осторожным; когда они оказались на ложе впервые и Гвенор еще стеснялась, она прикасалась к нему точно так же.
– Как все прошло, расскажи мне. Тяжело? Почему тебя не было так долго?
Что он мог объяснить, что сказать? Страх сомкнул горло, и голос звучал теперь грубо и зло.
– Я голоден, женщина. Умерь свое любопытство.
Она подошла к очагу. Достала из подвешенного над огнем горшка тушенную с овощами оленину, переложила в деревянную чашу. Поставила перед мужем. Он начал жевать, с усилием заставляя себя глотать пищу. Что угодно, лишь бы не отвечать на вопросы.
Гвенор подлила ему еще эля. Овейн сделал глоток, потом снова потянулся к мясу. Отлично приготовленное, с пряностями – но, как и лепешки, лишенное для него вкуса. Он ничего не мог с этим поделать, набивая живот только для того, чтобы молчание длилось подольше.
– Боги послали тебе видение? – спросила Гвенор.
– Послали.
Он провел все эти дни в пещере, постясь, уходя в сновидения и затем медитируя над ними.
– Ты смог понять ниспосланное?
– Да, – выдохнул он.
И засунул в рот полную ложку. Через силу.
– Тебя не было дольше, чем я ожидала.
Овейн кивнул.
– Почему?
– Послание было сложным.
Она нахмурилась.
– Что? – спросил он у жены.
– Это ты мне скажи, что?
– О чем ты, женщина? Хватит загадывать колдовские загадки.
– Ты не хочешь рассказать, что выяснил. А обычно рассказываешь сразу. Обычно тебе не терпится.
– Разве?
Он и вправду не замечал, что так быстро делится с ней после возвращения из святилища.
– Да, Овейн. Сразу. Как только возвращаешься. Я живу с тобой четырнадцать зим. И каждый сезон ты отправляешься за откровениями богов. Ты всегда приходишь на третий день, уставший, но бодрый. А сейчас тебя не было вдвое дольше, и ты вернулся совершенно измученным. У тебя на лице тревога. Сжатые губы, нахмуренный лоб. Беспокойство в глазах.
– Видения были сложными, Гвенор. Я не уверен, что понимаю, что значит посланное мне богами. Сегодня вечером я попрошу совета у других жрецов.
– Это не терпит до завтра?
– Нет. Нет.
– Потерпит. Ты спишь на ходу.
Овейн и сам понимал, что вымотался. С того момента, как суть видения стала ему ясна, он больше не мог спать. Не мог забыться в отдыхе. Тревога не отпускала ни на миг. Возможно ли, что он неверно понял посланное богами? Возможно ли, что другой жрец увидит иное? О, как же он молился, чтобы так и случилось! Он редко ошибался, и это всегда было предметом гордости. Но сейчас? Ошибиться было бы благом. Благословением.
– Пойдем. – Жена взяла его за руку. – Хотя бы попробуй заснуть. Уйти всегда успеешь.
Обычно перед сном Овейн умывался. Но в пещере всего несколько часов назад он уже совершил омовение – священной водой, стекающей со скалы. Ледяная вода, которая всегда помогала ему после видения вернуться в мир.
Он снял рубаху. Гвенор стояла рядом. Интересно, что ощущает сейчас колдунья? Мысль скользнула по краешку разума: задавать лишние вопросы он боялся, вдруг она что-то почует? Тогда ему придется объяснять – а он не хочет! Он не сможет. Не теперь. Пока есть еще хотя бы малейшее вероятие, что он ошибся. Пока остальные жрецы не подтвердят то, что понял он, – он будет молчать.
Овейн опустился на ложе. Зевнул. Он и вправду ужасно устал. Видения всегда его истощали. Но это утомление было глубже. Оно сжимало сердце. Рвало на части внутренности.
Гвенор устроилась рядом.
Он сомкнул глаза и спросил, отчаянно боясь, что дрогнет голос:
– Где Брис?
– На рыбалке с мальчиками. Вернутся завтра или послезавтра. Они собирались уйти на другую сторону острова.
Облегчение. Затем паника. Он хочет посмотреть на сына. Заглянуть в его глаза. Убедить себя, что в посланном ему в пещере видении был не Брис. Что это чей-то чужой сын.
Но в глубине сердца Овейн и сейчас знал правду. Разве мог он ошибиться? Спутать с другим ребенком? Если только травы подействовали на него слишком сильно, это же бывает? И в дыме священного огня оказалось слишком много волшебства. Ведь возможно? Или боги затеяли шутку. Ведь…
– Что с тобой? – спросила Гвенор. – Почему ты не спишь?
Он покачал головой.
– Не знаю.
– Заварить зелье?
– Нет. Все хорошо.
Овейн не хотел, чтобы жена хлопотала вокруг него. Не мог принять ее заботу. Это приведет ее в еще большую ярость, когда ужасная тайна, открывшаяся ему в пещере, станет известна.
Не в силах смириться с увиденным, он задумался: может быть, ему отказал дар и теперь он просто не способен видеть посланное из мира духов? Или кто-то вторгся в священное место, куда вход разрешен только жрецам, и как-то изменил видение? Исказил волшебство.
Возможно ли это?
Обнаружить узкий лаз в пещеру было нелегко. Предки выбрали ее именно из-за того, что проход внутрь укрыт даже во время отлива. А в прилив и вовсе: вода стояла высоко и заливала передние залы. Во время шторма они тоже оказывались под водой. Еще десяток лет назад там утонул пытавшийся выбраться наружу жрец.
Дорогу в пещеру знали одни старейшины. Знание это передавалось от поколения к поколению. Туда могли ходить только прорицатели. И только их разрешалось там хоронить. Глубоко в пещерные недра, в самое ее сердце Овейн отнес прах пятерых старейшин; двое из них были его наставниками. Самые трудные дни. Хотя Овейн верил в возвращение душ, но пережить уход близких оказалось тяжело. Он тосковал по обоим, и в последние несколько дней – сильнее, чем за прошедшие годы. В святилище, очнувшись после транса, Овейн поклонился их могилам и позвал. Он молил их о помощи, о подсказке, как еще можно истолковать ниспосланное. Увидеть иной смысл.
Почему не меня? Почему боги хотят не меня?
– Что? – переспросила Гвенор, и ее зеленые глаза поймали его взгляд. – Ты кричал во сне.
Оказывается, он все-таки заснул. А думал, не сможет…
– Ты с кем-то спорил во сне.
– А что именно я говорил?
Возможно, сон поможет найти другое истолкование.
– «Почему не меня?» Снова и снова.
