– Которого ты искал.
Оказывается, Калверсон со своего места слышал вчера, как я обзванивал всех подряд, разыскивая придурочного мужа сестрички. И Калверсон решил мне помочь, тоже сделал несколько звонков, благослови его Боже! А поскольку он следователь куда лучше меня, то расколол дело.
– Детектив, – говорю я, – просто слов нет!
– Пустяки, – ухмыляется он, – ты же меня знаешь. Я люблю трудные задачки. И еще, прежде чем благодарить, посмотри, что я узнал.
Он сует мне в руку листок, я просматриваю его и тяжело вздыхаю. На секунду все застывают. Калверсон с ехидной ухмылкой, Андреас в своем углу за монитором, заламывающий влажные руки…
– Удачи, детектив Пэлас, – хлопает меня по плечу Калверсон. – Желаю хорошо повеселиться.
* * *
Он ошибается.
Андреас со своим Борстнером, блогер он там, или журналист, или кто еще. Скорее, болван из Аризоны, разжигающий людские надежды.
Таких теперь много. И все они ошибаются, и меня это злит, потому что Андреас отвечает за свою работу, люди на него полагаются. Точно так же, как и на меня.
Все же несколько часов спустя, уходя с работы, я останавливаюсь у его стола, чтобы еще раз просмотреть ролик лаборатории реактивной тяги. Я наклоняюсь, можно сказать, всем телом подаюсь вперед и щурюсь на экран. Никаких отклонений, никаких скачков, намекающих на ошибку в расчетах. Майя не дергается и не виляет, движение его ровное и поступательное. Астероид летит и летит вперед, как летел задолго до моего рождения.
Я не притворяюсь, будто что-то понимаю в науке, но мне знакомы люди, которые разбираются. Есть множество обсерваторий – в Аресибо, в Голдстоуне и много где еще, и миллионы астрономов-любителей, отслеживающих путь астероида по небу.
Питер Зелл разбирался в науке, он изучал данные. Он тихо сидел у себя в квартире, впитывая все технические подробности происходящего, делая записи, выделяя главное. Я снова запускаю видео, еще раз смотрю как ускоряется астероид, как он бешено несется к финишу и вот…
Бум!
3
– Проезжайте, пожалуйста.
У солдата совершено квадратный подбородок, острый невеселый взгляд, холодное и бесстрастное лицо под большой черной каской со значком национальной гвардии. Он торопит меня, поводя стволом оружия – полуавтоматической М-16. Я проезжаю. С утра я заново закрепил цепи на колесах, трижды перепроверил крепления, подобрал слабину. Наш механик Том Холбартон сказал, что машина будет отлично ездить и с вмятиной.
Пока похоже на то, что он прав.
Еще не отъехав и на полмили от центра Конкорда, не потеряв из вида шпиля ратуши и плаката ресторана «Аутбэк», я попал в другой мир. Колючая проволока, одноэтажные кирпичные здания без окон, асфальтовая дорожка, размеченная бело-желтыми стрелками и каменными надолбами. Кордегардии, зеленые указатели с загадочными шифрами. И еще солдаты, вооруженные как и первый.
«Акт о безопасности» должен был сократить полномочия так называемых «спецслужб» – под ними подразумевались военизированные части различных силовых ведомств. Точная численность этих спецслужб не известна никому, кроме их предположительных «хозяев»: комитета, палат конгресса и сената, военных властей и старших офицеров соответствующих подразделений да еще нескольких важных чиновников.
Но все знают, во всяком случае, вся полиция уверена, что вооруженные силы Соединенных Штатов активно реорганизованы, усилены и перевооружены. Потому мне меньше всего хочется находиться здесь в серое и ветреное утро, в пятницу, которую следовало бы целиком отдать следствию по делу об убийстве. И все-таки я направляю свой «Шевроле-Импала» к штаб-квартире нацгвардии Нью-Гэмпшира.
Спасибо, Нико. Я твой должник.
Я вылезаю из машины у тюрьмы – приземистого здания с глухими кирпичными стенами и рощицей антенн на плоской крыше. Время 10:43. Спасибо Калверсону и его связям – мне уделят пять минут с 10:45 ровно.
Строгая, непривлекательная резервистка в камуфляжных брюках тридцать секунд молча разглядывает мой значок, кивает и пропускает меня по короткому коридору к тяжелой стальной двери с плексигласовым оконцем в центре.
Я благодарю. Она хмыкает в ответ и уходит обратно.
Я заглядываю в оконце. Вот он – Дерек Скив, сидит посреди камеры, поджав под себя ноги, и медленно, размеренно дышит. Медитирует. Ради любви Господа.
Сжав кулак, я стучу в оконце.
– Эй, Скив. – Тук-тук. – Дерек!
Выждав секунду, я снова стучу. Громче и резче.
– Эй! Дерек!
Скив, не открывая глаз, приподнимает один палец. Словно секретарша в приемной врача, когда, занятая разговором по телефону, просит подождать. От гнева к щекам приливает кровь. С меня хватит, еду домой! Пусть этот зацикленный на себе придурок сидит в военной тюрьме и чистит свои чакры, пока не дождется Майя. Сейчас я развернусь, скажу очаровашке у двери «Спасибо за все», позвоню Нико, передам ей печальное известие и стану дальше искать убийцу Питера Зелла.
Впрочем, я знаю Нико, и себя знаю. Что бы я ей ни наговорил, кончится тем, что завтра с утра вернусь сюда.
Поэтому я снова колочу в окно, и заключенный наконец разворачивает ноги, встает. На Скиве коричневый спортивный костюм с надписью «Слава хиппи!» на груди, достойно сочетающейся с его длинными свалявшимися патлами, нелепыми дредами. С ними он похож на велокурьера. Впрочем, среди множества его подработок была и такая. На щеках и подбородке у Дерека отросший за несколько дней пушок.
– Генри, – безмятежно улыбается он, – как дела, брат?
– Что случилось, Дерек?
Скив рассеянно пожимает плечами, словно я не о нем спрашиваю.
– Сам видишь. В гостях у военно-промышленного комплекса.
Он обводит камеру взглядом: голые бетонные стены, узкая койка, привинченная в одном углу, маленький металлический унитаз в другом.
Я наклоняюсь вплотную к окошку:
– Нельзя ли подробнее?
– Конечно. То есть, что я могу сказать? Меня арестовала военная полиция.
– Да, Дерек, это я вижу. За что?
– Кажется, обвиняют в вождении внедорожника по территории федералов.
– Таково обвинение? Или это ты так думаешь?
– Я полагаю, что я думаю, что таково обвинение. – Он ухмыляется, и я готов ему врезать. Если бы не дверь между нами, точно бы врезал.
Отступив от оконца, перевожу дыхание и смотрю на часы: 10:48.
– Так, Дерек. Куда именно ты заехал на своем внедорожнике и зачем?
– Не помню.
Он не помнит… На мой пристальный взгляд он отвечает все той же ухмылкой. У некоторых грань между «придуриваться» и «быть придурком» неразличимо тонка.
– Я сейчас не полицейский, Дерек. Я твой друг… – осекшись, начинаю заново: – Я – друг Нико. Я ей брат и люблю ее. А она любит тебя, и потому я пытаюсь тебе помочь. Ты бы начал сначала и объяснил толком, что произошло.
