– У тебя еще одна проблема, – подает голос Калверсон.
Я знаю, что он скажет. Я к этому готов. Я даже немножко радуюсь заранее.
– Ты вчера говорил мне, что твой Туссен чист как стеклышко. Рабочий человек. Трудяга. Предположим, Зелл имел с ним дело, предположим, хорошо его понимал. Но с какой стати он пошел за наркотиками к нему?
– Отличный вопрос, детектив, – я расплываюсь в улыбке. – Смотрите!
Я показываю полученную от Виленца распечатку. Я забрал ее по дороге – результат проверки досье на Туссена-отца. Потому что вспомнил и нашел в своих записях слова, сказанные Джей-Ти о своем старике. «Он был художник?» – «Да, кроме всего прочего». Я наблюдаю, как Калверсон просматривает сводку. Роджер Туссен, он же Рустер Туссен, он же Маркус Килрой, он же Тутс Койриг. Хранение. Хранение с целью распространения. Хранение с целью распространения. Нарушение прав несовершеннолетнего. Хранение.
Так вот, когда Питер Зелл решил попробовать наркотики – когда шансы на столкновение решили за него, – он вспомнил старого друга, у которого отец торговал наркотиками.
Калверсон наконец кивает и медленно поднимается с места. Сердце у меня пускается вскачь.
– Ну что ж, – говорит Калверсон. – Идем.
Я киваю. Чуть помешкав, мы все трое одновременно шагаем к двери. Трое полицейских готовы к действию – проверяют наплечные кобуры, натягивают пальто. Под ложечкой у меня такой восторг предвкушения, что он, перевернувшись, превращается в ужас. О таких моментах я мечтал всю жизнь. Трое полицейских встали и выходят на задержание, ощущая, как напряжены колени, как растекается по жилам адреналин.
По дороге к двери Макгалли задерживается у стола Андреаса:
– Идешь, красавчик?
Но последний сотрудник отдела никуда не собирается. Он застыл на стуле перед полупустой чашкой кофе, на голове у него воронье гнездо, а перед глазами мятая брошюрка «МОЛИТЬСЯ ПРОСТО!».
– Брось, – уговаривает его Макгалли и выхватывает мятые листки. – Новичок раздобыл нам злодея.
– Идем, – зовет Калверсон.
И я тоже зову.
Андреас чуть разворачивается в нашу сторону и неразборчиво бормочет.
– Что? – переспрашиваю я.
– А если они правы? – громче повторяет Андреас. Он кивает на брошюрку, и я не выдерживаю.
– Они не правы! – Я твердо беру его за плечо. – Давай сейчас не будем об этом думать. – Не будем об этом думать? – с круглыми глазами жалобно повторяет Андреас. – Не думать об этом?
Я быстрым взмахом руки сбиваю стоящую на столе чашку, и холодный кофе заливает ему брошюрку, пепельницу, бумаги и клавиатуру.
– Эй, – тупо произносит Андреас, отъезжая от стола и разворачиваясь ко мне. – Эй!
– Знаешь, что я сейчас делаю? – серьезно спрашиваю я, глядя, как коричневая лужица подбирается к краю стола. – Я думаю: «Ох, только не это! Кофе сейчас прольется на пол! Я так расстроен. Давай поговорим об этом!»
В это врем с края стола начинает струиться кофейный водопадик. Он забрызгивает Андреасу ботинки и собирается лужицей под столом.
– Ты смотри, – удивляюсь я, – все равно пролился!
* * *
Все здесь как было. Собачья конура, колючие кусты и дуб, лестница у стены. И белая собачонка, Гудини, беспокойно суетящаяся под лестницей. Здоровяк Туссен все приколачивает черепицу, все в тех же коричневых штанах и черных башмаках. Он оглядывается на хруст гравия с дорожки, и я замечаю, как он изменился в лице. Похож на робкого зверька, застигнутого охотниками в логове.
– Доброе утро, мистер Туссен! – окликаю я. – У нас к вам еще пара вопросов.
– Что?
Он распрямляется в полный рост и, чуть покачнувшись, встает на крыше. Солнце светит ему в спину, окружая фигуру бледным сиянием. За моей спиной хлопает дверь, Макгалли и Калверсон вышли из машины. И Туссен сникает, отступает на шаг, спотыкается.
Он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие. Я слышу крик Макгалли «Пистолет!» и оборачиваюсь, чтобы сказать «Да нет же!», потому что это не оружие, а просто строительный пистолет.
Но у Макгалли и Калверсона в руках служебные «Зиг-зауэры Р 229».
– Замри, гад! – орет Макгалли, но Туссен не может замереть.
Его башмаки скользят по черепичному скосу, он размахивает руками, округляя глаза. А Макгалли все кричит, и я тоже кричу: «Нет, нет, не надо!..» и мотаю головой, потому что не хочу его смерти. Я хочу знать.
Туссен разворачивается на каблуках в надежде скрыться за коньком крыши. Макгалли стреляет, от трубы отлетает кирпичная крошка, и Туссен, развернувшись, падает на газон.
* * *
– Твой дом провонял собачьим дерьмом.
– Давайте сосредоточимся на материальном, детектив Макгалли.
– Давайте. Хотя здесь и вправду воняет.
– Прошу вас, детектив!
Джей-Ти пытается что-то сказать или просто простонать, но Макгалли велит ему заткнуться, и он затыкается. Туссен лежит на полу в гостиной – распростерся во весь гигантский рост на грязном ковре, зарылся лицом в дорожку. Лоб кровит – он, падая, зацепился за карниз. Макгалли сидит у него на спине, покуривая сигару. Детектив Калверсон стоит у камина, я расхаживаю по комнате. Все молчат – это мое шоу.
– Ну что ж. Давайте… просто поболтаем, – говорю я, и меня сотрясает озноб.
Это выходят остатки адреналина после выстрелов, после рывка вперед по грязному снегу. Успокойся, Пэлас. Расслабься.
– Мистер Туссен, оказывается, при нашем предыдущем разговоре вы умолчали о некоторых подробностях ваших отношений с Питером Зеллом.
– Да, – резко вставляет Макгалли, смещаясь так, чтобы всем весом навалиться Туссену на копчик, – дрянь такая!
– Детектив?! – призываю я, пытаясь внушить, что надо бы полегче, не произнося этого вслух при подозреваемом. Макгалли закатывает глаза.
– Ну ловили мы кайф, – нехотя говорит Туссен. – Ну и что? Хреново нам было. Да, мы с Питером несколько раз ловили кайф.
– Несколько раз, – повторяю я.
– Да. Ну и что?
Я медленно киваю.
– Почему же вы мне солгали, Джей-Ти?
– Почему он солгал тебе? – Макгалли закатывает к небу глаза. – Да потому, что ты из полиции, чудак.
Калверсон иронично хмыкает со своего места у камина. Лучше бы мы с подозреваемым были наедине, чтобы он мог мне все рассказать. Мы бы просто поговорили.
Туссен смотрит на меня и не двигается под тяжестью Макгалли.
– Ты явился сюда, твердил, что парня убили.
– Я сказал – самоубийство.
– Ну так это ты врал, – говорит он. – Никто не заводит следствия по самоубийствам. В наше-то время.
