– Нико? Алло?
– Эй, спокойней. Это Калверсон.
– О… – выдыхаю я. – Детектив…
– Слушай, ты, кажется, упоминал некую Наоми Эддс. По делу о повешенном?
Сердце у меня дергается и бьется в груди, как рыба на крючке.
– Да?
– Ее только что нашла Макконнелл в здании Уотервест. В страховом бюро.
– Что значит «Макконнелл нашла»?
– Я хочу сказать, она умерла. Заедешь посмотреть?
Часть четвертая
Скоро придется
Среда, 28 марта
Прямое восхождение 19 12 57.9
Склонение –34 40 37
Элонгация 83.7
Дельта 2.999 а. е.
1
Максимум, на что я способен сейчас, в узкой тесной кладовке с низким кафельным потолком и тремя рядами стальных шкафов, – сконцентрироваться на фактах. Это, что ни говори, и подобает младшему следователю, из вежливости вызванному на место преступления старшим коллегой.
Это не мое убийство – это убийство детектива Калверсона, поэтому я стою у самой двери полутемной комнатушки, чтобы не путаться под ногами у констебля Макконнелл. Она была моим свидетелем, но этот труп вне моей компетенции.
Итак. Потерпевшая – женщина европейской наружности от двадцати до тридцати лет, одета в зауженную коричневую шерстяную юбку, светло-коричневые балетки, черные чулки и накрахмаленную белую блузу с засученными рукавами. Множество особых примет: запястье обвивает татуировка розы в стиле арт-деко; на ушах многочисленные проколы, маленькая золотая кнопка в ноздре; голова выбрита. Легкий бронзовый пушок только начал отрастать. Тело в северо-восточном углу помещения. Признаков сексуального насилия нет, и вообще нет следов насилия, кроме пулевой раны, несомненно ставшей причиной смерти.
Единственная пулевая рана – на лбу, рваная дыра чуть правее и выше левого глаза потерпевшей.
– Ну хоть не самоповешение, – замечает объявившийся за моим плечом Денни Дотсет и хихикает. Усатый, с широкой ухмылкой, с кофе в бумажном стаканчике. – Бодрит, верно?
– Привет, Денни, – оборачивается Калверсон. – Заходи.
Дотсет обходит меня, в комнатушке становится тесно, от него пахнет кофе, от Калверсона трубочным табаком, в тусклых солнечных лучах плавают волокна ковра. У меня сводит живот и тошнота подступает к горлу.
Сосредоточься, детектив Пэлас! Спокойней.
Комната: узкий прямоугольник шесть на десять футов, без обстановки. Никакой мебели, кроме стальных шкафов для папок в три ярда. Свет немного мерцает – две длинные параллельные флуоресцентные трубки на пыльных подвесах. Потерпевшая привалилась к одному из шкафов – тому, который приоткрыт, – и умерла, стоя на коленях, запрокинув голову, открыв глаза. Предполагается, что она смотрела на убийцу, возможно, молила о пощаде.
Это я сделал. Подробности неизвестны, но это моя вина.
Спокойно, Пэлас. Сосредоточься.
Калверсон что-то тихо говорит Дотсету, тот кивает и хихикает. Макконнелл пишет в блокноте.
Брызги крови, вертикальный полумесяц на беленой стене за спиной у потерпевшей. Россыпь красных и розовых пятнышек в форме морской раковины. Калверсон и Дотсет рядом с ним опускаются на колени, бережно наклоняют вперед голову убитой и исследуют выходное отверстие. Пуля расколола тонкий фарфор черепа, вот здесь, между глазами, разорвала мозг и вырвалась наружу сзади. Так с виду. Фентон скажет наверняка. Я отворачиваюсь, смотрю в коридор. Трое сотрудников «Мерримака» теснятся в дальнем конце конторы, у входа в отдел. Они ловят мой взгляд, испуганно отступают, и я снова поворачиваюсь к кладовой.
– Ну вот, – рассуждает Калверсон. – Убийца входит отсюда. Жертва здесь…
Он встает, подходит ко мне – к дверям, и медленно возвращается к телу, соображая на ходу.
– Может, она искала что-то в шкафу? – спрашивает Макконнелл, и Калверсон кивает.
«Да, – не выдерживаю я, – да, она искала что-то в шкафу».
Дотсет прихлебывает кофе и удовлетворенно вздыхает. Калверсон продолжает:
– Убийца дает о себе знать, может быть, окликает ее. Жертва оборачивается.
Он играет роли за двоих. Поворачивает голову туда, сюда, повторяет, уточняя движения. Макконнелл все записывает, торопливо делает заметки в перекидном блокноте. Будущая великая сыщица.
– Убийца приближается, жертва отступает в угол… выстрел.
Калверсон, стоя в дверях, складывает пальцы пистолетиком и нажимает воображаемый курок, затем его палец повторяет траекторию пули через комнату, останавливаясь у самого входного отверстия, откуда настоящая пуля продолжила путь сквозь череп.
– Гм… – задумчиво произносит он.
Между тем Макконнелл заглядывает в шкаф.
– Пусто, – говорит она. – Вот с этой полки все вынесли.
Калверсон заглядывает проверить. Я остаюсь на месте.
– Так что решаем? – равнодушно интересуется Дотсет. – Старые обиды? Очередное «Торопись убить, пока сама не умерла»? Слыхали про парня, который повесился в своем бывшем классе?
– Слышал, – оглядывается на него Калверсон.
Я сосредотачиваюсь на жертве. Пулевое отверстие похоже на кратер в сфере черепа. Я хватаюсь за косяк, ловлю ртом воздух.
– Так вот, констебль, – начинает Калверсон, и Макконнелл отзывается:
– Да, сэр?
– Поговорите с этими клерками. – Он указывает большим пальцем в сторону конторы. – Затем обойдите все этажи здания, отсюда до самого низа.
– Да, сэр.
– Фью-фью-фью, – присвистывает Дотсет и зевает. – Полноценное следствие! Когда у нас – сколько там осталось? Шесть месяцев? Считайте, я впечатлен.
– Это все, малыш, – говорит Калверсон, и, поскольку он теперь стоит на коленях, осматривая ковер на предмет выброшенных гильз, я не сразу понимаю, что он обо мне. – При нем неловко халтурить.
В моей голове проигрывается немое кино: женщина ищет папку, тонкие пальцы перебирают корешки, вдруг за спиной щелкает, открываясь, дверь. Она оборачивается, округляет глаза. Бум!
– Управляющего пропустите, Макконнелл. Того, кто нас вызвал. С ним я сам поговорю.
Калверсон листает свою книжечку, что-то в ней ищет.
– Гомперс, – подсказываю я.
– Да, Гомперс, – кивает он. – Ты со мной?
– Да… – Я, осекшись, стискиваю зубы. – Нет.
– Пэлас?
Мне плохо. Ужас выдавливает воздух из легких, словно я проглотил надутый шар. С ядовитым газом. Сердце колотится в ребра, как отчаявшийся пленник бьется в бетонную дверь камеры.
– Нет. Спасибо.
