Возможно, я решил, что, поскольку в ожидающей меня жизни раввина мне предстоит выслушивать и более сильные аргументы против веры, то не помешает вооружиться заблаговременно. В этом смысле, что может быть лучше, чем услышать самого дьявола? Самые революционные, самые мятежные воззрения, излагаемые блистательным бунтарем?
Каждый вторник и четверг я проходил восемь кварталов от общежития до Гамильтоновской аудитории Колумбийского университета, самого большого лекционного зала во всем студгородке, который все равно не вмещал всех желающих послушать Аарона Беллера.
В то первое утро в зале было не много моих товарищей по семинарии, хотя кучку молодых людей в кипах я заметил. Наверное, остальные побоялись, хотя студенты Колумбийского университета и десятки вольных слушателей слетались на Беллера, как мотыльки на огонь, стремясь посмотреть, насколько близко можно подлететь без риска предать огню собственные убеждения.
Среди юных подготовишек Колумбийского университета в твидовых пиджаках и небрежных старшекурсников тут и там мелькали солидные, чисто выбритые джентльмены в церковных воротничках — судя по всему, из семинарии Теологического союза, расположенной через дорогу.
По аудитории пробежал шепоток, потом все резко зашикали — в зал вошел высокий, угловатый седой человек и поднялся на кафедру.
Профессор Аарон Беллер, доктор медицины и доктор философии, с улыбкой Мефистофеля обвел взором свои потенциальные жертвы — в особенности тех из нас, кто, не сумев побороть страх перед его идеями, укрылся на галерке.
— Дабы не обидеть самых чувствительных из вас, — начал он, — я сразу объясню главную идею курса. Мне кажется, мой курс можно сравнить с предупредительной надписью на пачке сигарет. Он может быть опасен для вашего душевного здоровья. Мой опыт в психиатрии подтверждает мое убеждение в том, что Бог есть творение человека, и никак не наоборот.
Он облокотился на кафедру и смерил нас заговорщицким взглядом.
— А теперь я вам открою самую большую тайну всех религий. — Он сделал паузу. — Так или иначе, человек приближается к Господу через сексуальность.
В аудитории возникло шевеление.
— Даже во времена царя Давида, — продолжал Беллер, — то есть спустя целых пять веков после того, как Моисею были даны Десять Заповедей, иудеи все еще поклонялись «Матери Земле». Как и Ваалу, ее фаллическому супругу. Это были верования, в которых присутствовала ритуальная проституция.
Тут члены небольшого отряда ортодоксов повскакали на ноги, В их плотном, бородатом вожаке я узнал своего однокашника Вульфа Лифшица. Во главе своих товарищей он шумно двинулся к выходу.
— Минутку! — окликнул Беллер.
Все замерли.
Профессор невозмутимо обратился к недовольным:
— Моя задача — дать информацию, а не кого-то оскорбить в его чувствах. Вы не могли бы мне объяснить, что я такого сказал, что кажется вам неприемлемым?
Студенты переглядывались, рассчитывая, что кто-то другой возьмет на себя роль делегата. Наконец Лифшиц набрал полную грудь воздуха и ответил:
— Вы оскверняете нашу веру.
— Так ли? — спросил Беллер. — Разве ваша вера рассматривает правду как богохульство?
— То, что вы говорите, не является правдой! — возмутился Лифшиц.
— Вы не могли бы уточнить, что именно?
Вульф побагровел.
— Ну, то, что вы сказали о… о ритуальной проституции.
— Не сомневаюсь, вы дадите мне сто очков вперед в знании иврита, — ответил Беллер. — Могу я вас попросить перевести слово «кодеш», чтобы всем присутствующим было понятно, о чем идет речь?
Вульф неуверенно сказал:
— Оно означает… святость, благочестие. Может относиться даже к святому храму.
— Отлично, — прокомментировал Беллер. — А не знаете ли вы, что означает несомненно родственное ему слово «кедеша»?
По лицу Лифшица скользнула тень беспокойства. Он что-то буркнул одному из своих товарищей, потом повернулся к лектору и ответил:
— По-видимому, оно тоже как-то связано со святостью.
— Так и есть, — подтвердил Беллер с торжествующей улыбкой. — Этим словом на иврите обозначаются жрецы и жрицы — отметьте: и женщины, и мужчины, — которые занимаются проституцией во исполнение культа Ваала и Астарты.
Раздражение мелькнуло на его лице, когда Лифшиц вопросил:
— И где в Библии вы отыскали эти слова?
— Если угодно, — сказал Беллер, — они недвусмысленно присутствуют во Второзаконии, глава двадцать третья, стих восемнадцатый. Могу процитировать дословно, если вам угодно.
— Думаю, я знаю этот отрывок, — ответил Вульф. — Но разве в Библии не сказано, что этого не должно бишь?
— Совершенно верно, — согласился Беллер. — Но факт остается фактом: каким бы отвратительным нам это ни казалось с точки зрения сегодняшней морали, наших предков эта практика привлекала, и она была широко распространена на Ближнем Востоке в древности. Позвольте отослать вас к Кодексу законов Хаммурапи, — продолжал он. — Там употребляется слово «кадишту» — явно родственное с «кедеша». Иными словами, нравится вам это или нет, раннеиудейские служители культа были вынуждены мириться с этой практикой. Могу предположить, что она была действенным стимулом к посещению храма.
Аудитория взорвалась от смеха.
Должен признать, я и сам был несколько огорчен. Но и заворожен одновременно. На протяжении всей тирады Беллера Лифшиц со товарищи продолжали стоять.
— Видите ли, раввины, составившие и канонизировавшие Закон, были достаточно проницательны, чтобы осознать, что самая могучая движущая сила в человеке — это «Йетцер Хара», то есть, если буквально, «порочные наклонности», которые в сегодняшней литературе, особенно психоаналитической, принято называть «либидо».
Беллер оглядел все еще сгрудившихся у выхода оппонентов, после чего снова обратился к нам.
— Как подтвердят наши коллеги, решившие нас покинуть, иудейский Закон требует от мужчины ублажать жену в шабат.
Бросив взгляд на своих оппонентов, он процитировал в оригинале:
— Лесамеах эт ишто
[21]
. Я не ошибся, джентльмены?
Вульф Лифшиц был непреклонен.
— Вы говорите о мицве
[22]
, доктор Беллер, о заповеди Торы. Мы все должны гордиться тем, что уважительно относимся к супружеству.
— Совершенно верно, — подтвердил профессор. — Но известно ли вам, что требует мидраш
[23]
от мужчины в момент достижения оргазма?
