Тут каждый узнал своего собеседника, и легат кардинала Бостонского — блестящий знаток латыни — перешел на идиш.
— Вос из мит дер номен Лури? — спросил Тим. «Почему ты называешь себя Лури?»
— Их хоб шойн гебрахт генуг шанда ойф ди мишпохен, — ответил Дэнни. «Я уже и так доставил своей семьей массу неприятностей».
Через минуту разговор был завершен, и Тимоти обратился к присутствующим:
— Дэнни согласился вылететь сюда ближайшим рейсом. Давайте-ка закажем сандвич и на его долю. Это должен быть сандвич с сыром!
63
Дэниэл
Я думал, что после успехов в рискованных биржевых сражениях меня уже ничто не может взволновать. Однако в самолете на Бостон я так разнервничался, что толком не мог читать газету.
Прошло восемь с лишним лет после моей последней встречи с «зятем» — служителем Церкви Христовой. За это время столько всего произошло! И в особенности — с той, что играла главную роль в его и моей жизни и, я в этом не сомневался, теперь будет незримо присутствовать во всех наших разговорах, находясь даже за многие сотни миль от нас.
Я предвидел, что атмосфера нашей встречи будет пронизана противоречивыми страстями. Мои благочестивые партнеры-католики станут, конечно, всячески кланяться и расшаркиваться перед эмиссаром архиепископа, а я буду выглядеть чужаком — и в религиозном, и в финансовом смысле. Маска утонченной учтивости скроет завуалированную неприязнь.
И снова «Макинтайр энд Аллейн» будет страдать от того, что я скупил их заботливо взлелеенную фирму. Они уже благополучно забыли о том, что именно благодаря необычайной самонадеянности молодого Пита Макинтайра в сочетании с некомпетентностью компания год назад оказалась на грани банкротства, и тут появился я, эдакий «белый рыцарь», и спас их от исчезновения, искусно провернув то, что на языке экономики называется «выкуп в кредит».
Я, современный парень Дэниэл, войду в эту берлогу хищников и предстану перед человеком, который так ужасно обошелся с моей сестрой и успешно разрушил ее жизнь… А в каком-то смысле — и жизнь Эли, поскольку оставил его безотцовщиной.
Конечно, самыми трудными оказались первые мгновения. Я вошел в зал заседаний и увидел Тима. С нашей последней встречи он практически не изменился, разве что прибавил пару килограммов веса. Мы пожали друг другу руки, и он произнес какие-то банальные слова по поводу смерти моего отца. Я вежливо принял его соболезнования и предложил сразу приступить к делу.
Одного взгляда на портфель инвестиций архиепископства хватило, чтобы понять, что его бездарность есть не просто вина какого-то кретина наподобие Пита Макинтайра, а следствие явной и примитивной халатности.
В то время как во всем мире базовая банковская ставка по краткосрочным кредитам колебалась в районе двадцати процентов, деньги церкви были по старинке размещены в государственные облигации, выпущенные еще во времена Второй мировой войны и приносящие каких-то три-четыре процента годовых. К тому моменту, как мы решили прерваться и пообедать, у меня уже созрел предварительный план реструктуризации, и Тим рассыпался в благодарностях.
К счастью, руководство компании, судя по всему, считало своим долгом обхаживать Тима, так что, поглощая свои сандвичи, мы были не одни, и отец Хоган в разговоре не выходил за деловые рамки. В частности, полюбопытствовал, каким образом я, некогда начинавший карьеру, основанную на сохранении ценностей прошлого, пришел к тому, чтобы искать ценностей во фьючерсных контрактах.
Я прочел ему краткую лекцию по теории и практике приобретения опционов. Для начала я поведал о своем обогащении летом 1972 года за счет поставок зерна русским. Затем рассказал, как своими финансовыми подвигами заслужил право возглавить товарно-биржевый фонд, образованный конторой «Макинтайр энд Аллейн», — так была вознаграждена моя проницательность в предсказании роста фьючерсов на соевые бобы в июне 1973 года.
— Это случилось благодаря плохому улову анчоусов в Перу, — пояснил я.
Тим вытаращил глаза:
— Кончай шутить, Дэн! Я же вижу — ты меня разыгрываешь.
— Да нет, Тим, честно! Во всем мире животноводы используют рыбную муку в кормах точно так же, как соевые бобы. Неудача перуанских рыбаков обернулась звездным часом для фермеров Айовы. Цена на сою подскочила до двенадцати баксов за бушель. Это было что-то феноменальное!
— Нет, отец Хоган, — перебил мистер Аллейн завистливым тоном. — Настоящим феноменом было то, как Дэнни умело позиционировал нас на бирже, чтобы мы в полной мере пожали плоды этого звездного часа.
Я тактично умолчал о том, что вскоре после этой удачи, вопреки моим рекомендациям, Пит ударился в сомнительные операции с золотом и в результате оказался вынужден, так сказать, продать мне свое первородство.
Мы поработали еще часа два, после чего я откланялся в надежде успеть на пятичасовой самолет. Тим настоял на том, чтобы отвезти меня в аэропорт в архиепископской машине. Нельзя сказать, что это был совсем бескорыстный дружеский жест, ибо я отлично понимал, что всю дорогу меня будут допрашивать.
Поскольку ехать было недалеко, Тим сразу приступил к делу. Уверенный в себе служитель церкви вдруг исчез. Он робко спросил:
— А кстати, как Дебора?
— Отлично, — ответил я, не вдаваясь в подробности.
— Гм-мм… Надо полагать, ты уже не один раз дядюшка? — продолжал допытываться он.
Тут я решил, что легче всего выпутаюсь, если поведаю ему легенду о «трагедии», пережитой Деборой.
— У нее один сын, — без всякого выражения изрек я. — Ее муж погиб.
— О-о… Мне очень жаль. — Он был потрясен.
Я видел, что он хотел бы расспросить меня подробней, но тут как раз, на счастье, показался терминал «Истерн Эрлайнз». Тим только успел пролепетать что-то насчет соболезнований, и мы приехали. Я моментально выскочил.
Я хотел прямиком бежать к стеклянным дверям, но что-то заставило меня обернуться. Тим выглядел таким несчастным — я бы сказал, беспомощным, — что мне захотелось его утешить.
— Эй! — буркнул я. — Дебора — сильная женщина. Она справится.
И я зашагал прочь, стараясь забыть невыразимую тоску, какую я прочел в его взгляде.
64
Тимоти
От слов Дэнни в душе у Тима открылась старая рана.
Когда он узнал, что Дебора родила ребенка другому мужчине, его как молнией ударило. В тот момент он внутренне отрекся от давнего чувства.
Все предшествующие годы Тим часто представлял себе Дебору. Мысленно он был с нею — в мире, не ведающем границ, в саду (это был буквальный перевод слова «парадиз»
[77]
), где они могли гулять, держась за руки, свободные в проявлениях своей любви.
