Поэтому в нашей проектировке мы всегда должны быть в высшей степени внимательны и обладать хорошим чутьем, в особенности еще и потому, что развитие требований общества может совершаться в области малозначительных и малых деталей.
И, кроме того, мы всегда должны помнить, каким бы цельным ни представлялся для нас человек при широком обобщении, все же нельзя его считать совершенно однообразным явлением. Люди в известной степени представляют собой очень разносортный материал для воспитания, и выпускаемый нами «продукт» обязательно тоже будет разнообразен. Так, объединяя многие вещества в одном понятии металла, мы не будем стремиться к производству алюминиевых резцов или ртутных подшипников. Было бы неимоверным верхоглядством игнорировать человеческое разнообразие и вопрос о задачах воспитания втиснуть в общую для всех словесную строчку.
Общие и индивидуальные черты личности в отдельных живых явлениях образуют бесконечно запутанные узлы, и поэтому проектировка личности становится делом чрезвычайно трудным и требующим осторожности.
Самым опасным моментом еще долго будет страх перед человеческим разнообразием, наше неумение из разнообразных элементов построить уравновешенное целое. Поэтому у нас всегда будут жить попытки остричь всех одним номером, втиснуть человека в стандартный шаблон, воспитать узкую серию человеческих типов – это кажется более легким делом, чем воспитание дифференцированное.
Между прочим, такую ошибку совершали спартанцы и иезуиты в свое время.
Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость. В педагогической технике эта завтрашняя радость является одним из важнейших объектов работы. Сначала нужно организовать самую радость, вызвать ее к жизни и поставить как реальность. Во-вторых, нужно настойчиво претворить более простые виды радости в более сложные и человечески значительные. Здесь проходит интересная линия: от простейшего примитивного удовлетворения до глубочайшего чувства долга.
Все вы знаете, как москвичи входят в трамвай, в особенности от 4 до 6 ч. Происходит это так. Стоят 50 человек. Механика вхождения в трамвай такая: 49 человек сдавливают грудную клетку 50-го, 50-й с раздавленной грудной клеткой не может войти. Иногда он вырывается, и сдавливается грудная клетка следующего человека. И так, иногда придавив грудные клетки 5 человек, никто не входит в трамвай, и трамвай трогается. Вот это – старая этика. Каждый хочет войти в трамвай, и каждый друг другу мешает.
Я наблюдал в одной колонии, которую ревизовал в прошлом году, такой способ выхождения из театра: все друг друга сдавили и выйти не могут. Хотите, говорю, научу, как нужно выходить из театра. Вы сейчас выходили из театра 20 минут, попробуйте выполнить мой совет – и выйдете в течение 5 минут. Очень просто: хочешь выйти – уступи другому место. И действительно – помогло. И оказывается, каждый выиграл. Эгоизм каждого удовлетворен.
И мы в Харькове демонстрировали вхождения в театр так: колонна в шестьсот человек проходит к театру, дается сигнал – справа по одному бегом, и коммунары, шестьсот человек, вбегали в течение 1 минуты. Это просто разум, просто логика, никакой хитрости нет. И в каждом нашем поступке может быть такая логика: именно потому, что я хочу, чтобы было лучше, именно потому, что я включаю свой эгоизм, я в первую очередь должен включить мой разум. Если бы все московские граждане при входе в трамвай уступали друг другу дорогу, никто бы никогда не давил и вошли бы. Эгоизм выигрывает именно потому, что есть расчет на большие цифры и большие массы. Логика новая – я хочу быть счастливым человеком, но самый верный путь, если я так буду поступать, чтобы все остальные были счастливы. Тогда и я буду счастлив. В каждом нашем поступке должна быть мысль о всеобщем коллективе, о всеобщей победе, о всеобщей удаче. Поэтому страшно противно смотреть на наших жадных эгоистов, которые хотят сейчас ухватить: ухватили, пожирают и забывают, что именно при таком способе действия вместо радости обязательно в каком-то случае схватишь горе. И при таком способе действия увеличиваешь общее горе и несчастье в такой мере, в какой миллионы субъектов оказываются. Всякий поступок, не рассчитанный на интересы коллектива, есть поступок самоубийственный и вредный для общества, а значит, и для меня. И поэтому в нашей коммунистической этике всегда должен присутствовать разум и здравый смысл. Какой бы вы ни взяли вопрос, даже вопрос любви, один из проклятых вопросов нашего времени, и он решается тем, чем решается все наше поведение. Наше поведение должно быть поведением знающих людей, умеющих людей, техников жизни, отдающих себе отчет в каждом поступке. Не может быть у нас этики без знания и умения организации. И любовь. Мы должны уметь любить, мы должны знать, как нужно любить. Мы должны к вопросу любви подходить как сознательный, здравомыслящий, отвечающий за себя человек, и тогда не может быть любовных драм. Любовь так же нужно организовывать, как и все дела. Любовь так же любит организацию, как и всякая работа. А мы до сих пор думаем, что любовь – это дело таланта. Ничего подобного! У меня в коммуне были сотни девушек и юношей, которые влюблялись. Они были убеждены сначала, что это личная симфония, а я поневоле смотрел на них как статистик и думал: вот на этого чернобровая произвела определенное химическое влияние, которое в ближайшее время скажется – в «плохо» в школе, в позднем вставании, потом в измене, ревности, разочаровании, испорченных нервах, неврастении. Я знал, чем это кончается.
И я это подсчитывал в массовых цифрах, в сотнях случаях. Для меня любовь была задачей организатора.
…Такая разумная, точная проверка может быть сделана по отношению к каждому поступку. Возьмите такую простую категорию, как несчастье. Ведь по нашей старой христианской привычке говорят: это не его вина, а его беда. Иначе: это несчастный человек, с ним случилось несчастье, надо его пожалеть, поддержать. Правильно – поддержать, конечно, нужно в несчастье, но гораздо важнее требовать, чтобы не было несчастий. Несчастий быть не должно, несчастных людей быть не должно… И счастливым человеком нельзя быть по случаю, выиграть, как в рулетку, но счастливым человеком нужно уметь быть.
Правда, мы еще мало об этом думаем. Но вот я уже в своем маленьком опыте, я уже подошел к этому, я уже говорил коммунарам: что может быть противнее несчастного человека? Ведь один вид несчастного человека убивает всю радость жизни, отравляет существование. Поэтому, если ты чувствуешь себя несчастным, первая твоя нравственная обязанность – никто об этом не должен знать. Найти в себе силы улыбаться, найти в себе силы презирать несчастье. Всякое несчастье всегда преувеличенно. Оно всегда забывается и всегда пройдет. Постарайся, чтобы оно прошло скорей, сейчас. Найди в себе силы думать о завтрашнем дне, о будущем. А как только ты встанешь на этот путь, ты встанешь на путь предупреждения несчастья. Умей не бросаться в толпу, которая входит в трамвай, а уступи дорогу другим. Вот это и есть все то, что в конце концов убивает несчастье, ведет к организации счастья. Счастье сделается нашим нравственным обязательством, и иначе быть не может.
