И вот Викентий Викентиевич стал замечать, что он все менее контролирует деятельность социалистов. Произведения его типографии появляются то тут, то там, а каким путем, через кого именно они доходят до адресата, охранке не известно. Одно проницательному чиновнику было безусловно ясно, что сотрудник – самый дорогой по издержанным на него средствам! – что этот сотрудник повел свою собственную игру, нисколько не считаясь с их прежним договором.
Догадавшись об этом, Викентий Викентиевич назначил немедленно свидание Саломееву. Встретились они, как обычно, в трактире на Зацепе. Держать ответ Саломеев был вполне готов, – он ожидал переполоха в охранке от своих произвольных действий. Самый взгляд Викентия Викентиевича не предвещал ничего доброго. Было видно, что он негодует на ослушника, но пока сдерживает гнев. На его процеженные сквозь зубы вопросы – в чем дело?! как это понимать?! – Саломеев резонно заметил, что, если он будет работать только на охранку, его скоро разоблачат товарищи-социалисты. Потому что все аресты и провалы последних месяцев так или иначе ведут к нему – к Саломееву. Если охранное отделение заинтересовано в дальнейшем сотрудничестве с ним, ему необходимо в равной степени показывать товарищам свою полезную, заметную антиправительственную деятельность. Если же, продолжал Саломеев, охранное отделение им не дорожит и готово принести его в жертву своим сиюминутным интересам, тогда, конечно, оно может требовать от него прежнего беспрекословного послушания и полной отчетности. Викентий Викентиевич отмяк, – он нашел рассуждения сотрудника не лишенными здравого смысла. Действительно, нельзя же все время стричь, не позволяя шерсти отрасти заново! Нельзя же только требовать от сотрудника исполнения службы, не интересуясь, как он уладит свои обязательства перед противною стороной! Коня и того на зиму расковывают – дают выгуляться! Одним словом, чиновник нашел претензии Саломеева справедливыми.
Тогда же сотрудники заключили новое соглашение. Саломеев обязался продолжать обеспечивать охранное отделение сведениями в прежнем объеме, но при условии, что охранное отделение одновременно предоставит ему волю бесконтрольно и неограниченно участвовать в революционном движении. Согласившись с претензиями Саломеева, Викентий Викентиевич признавал его отныне равным партнером, целиком полагаясь на добрую волю сотрудника в доставлении сведений. Причем обязывался по-прежнему выплачивать ему вознаграждение за сотрудничество. И даже повысить таковое.
Так прошло несколько месяцев. По тому, что за это время охранка не арестовала никого из круга общения Саломеева, кроме Фердоусенки и еще двух таких же бесполезных людей, выданных по его же наводке, он понял, что в Гнездниковском переулке договор с ним соблюдается.
Однажды, где-то уже весной, чиновник охранного отделения в очередной раз назначил Саломееву встречу.
Когда Саломеев подсел к ожидавшему его за чашечкой кофею Викентию Викентиевичу, к ним тотчас подбежал половой, – вне всякого сомнения, тоже не чужое для охранного отделения лицо. Не удостоив человека хотя бы взгляда, чиновник небрежно и слегка раздраженно махнул рукой, показывая, чтобы тот их оставил. Вообще Саломееву в последние их встречи стало казаться, что Викентий Викентиевич досадует, а может быть, и старается не показывать брезгливости, оттого что ему теперь приходится признавать ровней того, с кем он совсем недавно держался барственно-высокомерно и с кого спрашивал едва ли не как с прислуги, не церемонясь. Очевидно, Викентию Викентиевичу чувствовалось с Саломеевым теперь так же некомфортно, как Ивану Карамазову со Смердяковым, когда выяснилось, что последний доводится ему родней.
Не поинтересовавшись даже для приличия, не желает ли Саломеев чего-нибудь заказать, чиновник сразу перешел к делу:
– Нам известно, что в последнее время вы значительно укрепили и пополнили вашу организацию…
Он оборвался, потому что Саломеев в этот момент ловко щелкнул пальцами и, когда перед ним вырос половой, нарочито громко и требовательно произнес:
– Двойной мокко!
Викентий Викентиевич, слегка прищурившись, оценивающе посмотрел на собеседника и продолжил:
– Посему нам хотелось бы знать: какими возможностями вы теперь располагаете?
Саломеев, будто уязвленный вероломным покушением на самое его святое и неприкосновенное, раздраженно и от волнения нескладно проговорил:
– Но мы же договаривались передавать друг другу сведения, только которые сочтутся для нас достаточно приемлемыми!
– Сочтутся достаточно приемлемыми? – Удивленно повторил Викентий Викентиевич. – Нет, я не то имел в виду, что вы подумали. На вашу вольность никто не покушается. Наоборот, обстоятельства складываются таким образом, что мы крайне заинтересованы теперь в усилении вашей организации и в увеличении вашего личного влияния в революционной среде. Вот это я вас и пригласил обсудить.
Изумление Саломеева было столь велико, что некоторое время он ничего не мог вымолвить в ответ. Половой поставил перед ним чашечку с дымящимся кофеем, но Саломеев, казалось, даже не заметил этого.
Чиновник между тем продолжал:
– Беспорядки, или, как вы говорите, революционные выступления, нарастают. А теперь, после катастрофы у Цусимы, верно, вообще превратятся в новую пугачевщину, только еще более широкую и разудалую. Не кажется ли вам, что наше с вами участие в событиях должно быть ближайшим. Хотя бы для того, чтобы не дать этим событиям на самом деле увенчаться революцией. Согласитесь, для вас это будет не меньшей неприятностью, чем для меня. У нас же с вами единственный смысл существования – насколько возможно приближать революцию, но ни в коем случае не доводить до нее.
Саломеев ухмыльнулся. Но он еще не понимал, к чему собеседник клонит.
– Поэтому предстоящие события, – говорил дальше Викентий Викентиевич, – нам надо использовать с наилучшею для себя выгодой. А выгода наша, как вы понимаете, пропорциональна величине беспорядков. Вот я и пригласил вас с тем, чтобы обсудить, как мы можем повлиять на их величину, но при этом, естественно, не допустить безудержного революционного обвала.
Наконец Саломееву стал ясен замысел компаньона. Он сразу приосанился, приободрился от осознания свой значимости.
– И что же вы мне предлагаете? – деловито спросил он.
– Я, собственно, с того и начал: сейчас нам с вами интересно укрепить и увеличить вашу золотую роту, чтобы она не просто во всеоружии приняла участие в грядущих баталиях, но и сама, может быть, выступила застрельщиком. Кроме того, необходимо и вас лично продвинуть на более высокую ступень в революционной иерархии. Каково ваше мнение?
– Мне нужны дополнительные средства!.. – сразу же выпалил Саломеев. – Много!..
– Я так и думал, – ответил Викентий Викентиевич.
Он вынул из кармана перевязанный веревкой белый сверток и пододвинул его к Саломееву. Тот, верно, изумившись непривычной толщине свертка или словно опасаясь, что компаньон передумает, резко накрыл свой гонорар ладонью, будто прихлопнул прусака, и поспешно засунул его за пазуху.
