– Да, но мы, смертные, легче прощаем друг другу.
Хитира стоял в воде, глядя вслед удаляющимся по течению телам.
Они умирают. Стареют и умирают, как странно…
Темная Фея однажды обещала Кмену не отдавать его во власть смерти. Интересно, он до сих пор на это рассчитывает? Во всяком случае, смерти он никогда не боялся. Или только делал вид.
Хитира нарвал в воде каких-то черных цветов и ждал Фею на берегу.
– Я дал тебе неправильное имя, Деви, – сказал он, бросая букет ей под ноги.
– Какое же правильное?
– Кали
[7]
.
В его богах Фея смыслила так же мало, как и в гоильских. Однако новое имя понравилось ей больше.
Она опустила глаза. Цветы смерти. Неужели это все, что она посеяла на этой земле?
Фея провела ладонью по волосам – и мотыльки вспорхнули, окружив ее темным облаком. Отныне она станет невидимой – для людей, сестер, гоилов, – иначе гнев ее задушит. Фея шептала слова, которые мотылькам предстояло разнести по свету. Их будут повторять на рыночных площадях и дорогах торговки и солдаты, бродяги и извозчики.
Пусть все знают, что отныне Темная Фея – гроза Запада и надежда Востока.
Как в старые времена
Тело словно плавилось, но дышать было тяжело, будто Джекоб заново учился это делать. Где-то рядом горел огонь, разгоняя серебро по жилам. Если бы еще не было так горячо…
Глаза опять покрывала пленка, однако Джекоб все же узнал склонившееся над ним лицо. Не первый раз, очнувшись, он видел его в лучах утреннего солнца.
– Ну вот пожалуйста. – На этот раз хрипота в голосе Хануты означала нескрываемый восторг.
Старый разбойник влил ему в рот какую-то солоноватую жидкость. По крайней мере, это была не водка, которой до сих пор Ханута пробуждал его от смертного сна.
Потом рядом с Ханутой нарисовалось другое лицо.
– Voilà! Salut!
Джекоб попытался сесть, но Ханута решительно надавил ему на плечи.
– Лежи. В тебе еще столько серебра, что хватит не на одну дюжину подсвечников.
Как же, Семнадцатый.
Джекоб повернул голову. Волосы Лиски отливали рыжиной, но были серебряными. Он сбросил руку Хануты. Перевалившись тяжелым, словно отлитым из металла, телом, встал на колени и подполз к Лиске. Коснувшись пальцами ее щеки, Джекоб не почувствовал ничего, кроме нагретого металла.
– Ей досталось больше, чем тебе. – Ханута подкинул в огонь веток. Пламя взметнулось, и в воздухе запахло палеными листьями. – Скажи спасибо старой ведьме, что мы отправились за тобой. Она нашла в руинах серебряного дуплячка и заподозрила неладное в башне. А рецепт, что поднял тебя на ноги, нашептали ей серебряные ольхи, но она не советовала нам с тобой якшаться с ними.
– И давно вы нас нашли?
– Два дня назад.
Два дня. За это время Уилл мог заехать куда угодно. Семнадцатый свое дело сделал. Хотя какое это теперь имеет значение? В щеках Лиски отражались пляшущие язычки пламени.
Джекоб приложил к ее губам палец. Дыхание едва чувствовалось.
– Почему на нее не действует снадобье Альмы?
– Сам не видишь? – кивком показал Ханута. – Мы не можем раздвинуть ей челюсти, чтобы влить отвар.
Он избегал смотреть в ее сторону. Лиска была Хануте как дочь.
– Как вы нас нашли?
Завиток волос на ее лбу сделал бы честь самому искусному ювелиру.
– Разве есть на свете что-то, что не под силу найти Альберту Хануте? – Он кашлянул, выплюнув в платок кровавый сгусток. – Вот только не надо на меня так смотреть. – Ханута быстро убрал платок в карман. – Альма хотела послать за тобой Ручейника, который помогал ей выгнать острозуба из Белого источника, но какой же из него следопыт? А я давно тебя знаю и могу найти с завязанными глазами.
Кашель утих, но Ханута выглядел так плохо, будто поднялся не с постели, а со смертного одра.
– Можешь представить себе, как разозлилась Альма, когда Ручейник сказал ей, что мы с Сильвеном уже отправились по твоим следам. – Смех Хануты быстро перешел в кашель. – Удивляюсь, что она не приковала меня к постели своими заклинаниями.
– Жаль, что она этого не сделала.
– Когда же ты наконец научишься рассчитывать только на себя!
Ну вот, все кончилось дружеской перебранкой, как в старые времена.
– Он взял с собой то, что ведьма называет могильной горечью, – подал голос Сильвен. – Хотя непохоже, чтобы она придавала этому снадобью большое значение.
– Зачем только я взял тебя с собой… – качая головой, пробурчал Ханута.
– Могильная горечь? Тебе что, жить надоело? – Джекоб попытался встать, но с трудом сумел даже поднять руку – она оказалась тяжелой, словно Семнадцатый залил ее свинцом. Или нет, серебром. Похоже, огонь лишь расплавил металл, который тек теперь в его жилах вместо крови.
Но мерцающая пленка на коже говорила о том, что часть серебра вышла вместе с потом.
Ханута сплюнул.
– Что за чушь ты мелешь! Я всего лишь хотел оказаться здесь как можно быстрее.
Сильвен пригладил мерцающие волосы Лиски.
– Ciboire. Я убью их всех. Клянусь.
Джекоб не стал уточнять, как он собирается это сделать. У него и самого в голове крутилась та же мысль: «Убить всех. Даже ту, с лицом Клары».
– Это один из тех зеркальных человечков, которых видел Сильвен?
Ханута подбросил в огонь дров. Даже тепло костра напоминало Джекобу о Семнадцатом.
– Да.
Он не хотел о них говорить. Ни о Семнадцатом, ни об эльфе. Он схватил рюкзак и достал визитку. На ней ничего не было.
– Что это у тебя? – Ханута заглянул ему через плечо.
Джекоб повернулся к нему спиной и уставился на пустую карточку.
Оживи ее. Сделай это, и я поверну обратно, обещаю.
Мысли путались, в голове словно стоял туман.
– Ta-bar-nak! Что за лес! Никогда не был в таком, – раздался за спиной возглас Сильвена.
«Потому что там, откуда ты явился, таких лесов давно уже не существует», – мысленно ответил ему Джекоб.
