Лишь немногие из них погибли своей смертью.
Грудная клетка чудовища походила на просторную пещеру, где хватило места даже для лошадей. Путники едва успели втащить туда ковер, как разразилась гроза. Однако почва под густыми кронами кустарников и деревьев, пустивших корни на месте гибели чудовища, оставалась сухой.
Брюнель выглядел потрясенным и тут же принялся изучать дракона. Когда же Джекоб объяснил ему, что самые ценные части зверя наверняка уже успели прибрать к рукам расторопные добытчики сокровищ, инженер загадочно улыбнулся.
– Мой интерес чисто научный. Достаточно того, что сокровищами занимаются мои дети.
Но тут вмешалась Лиска. Она напомнила, что драконы опасны и на протяжении столетий после смерти. Отравленные шипы, огненные кости… она не могла не предупредить о них Брюнеля, хотя и сама была очарована не меньше его. Как и Джекоб, Лиска не теряла надежды когда-нибудь на ткнуться на чешуйчатого зверя, в котором не угасла искра жизни.
Замечая, какие взгляды бросает на нее Орландо, Джекоб спрашивал себя: неужели и его собственное лицо так ясно выдает его чувства?
– Почему мы до сих пор не повернули на запад?
Вот оно как. Стало быть, в голове у него не одна Лиска.
– Ты видел тучи.
Орландо усмехнулся, однако глаза оставались серьезными:
– Оставь, Джекоб. Куда мы летим?
– Не на запад.
– Прекрасно. Полагаю, речь идет о каком-то сокровище. Надеюсь, ты понимаешь, что после того, что случилось, пути к царю тебе заказаны. Все это выглядит в высшей степени странно, если хочешь знать мое мнение.
– Сокровища ни при чем.
У Джекоба не было никакого желания что-либо ему доказывать. Достаточно того, что Овчарка пялился на Лиску и держал ее за руку. Жаль, что Альма так далеко. У нее есть хорошие средства от ревности.
– Что ты задумал? Мы кончим в какой-нибудь ледяной клетке в Якутии.
– Лично я не нанимался тебя спасать. Ты попался как идиот, и я только ради Лиски вытащил тебя из камеры. Я предупреждал тебя о ножевой проволоке, но ты же всегда знаешь лучше! В результате мне пришлось рисковать головой.
– Это она тебя об этом просила?
– Нет.
Капли прыгали по старым костям – пляска смерти. Но мысли обоих были совсем о другом. Хотя что есть любовь, как не маленькая смерть?
– Мы должны доставить Брюнеля в безопасное место.
Ну конечно. Кто и чем… Политика – самая безобидная тема.
– Морж вознаградит тебя, – гнул свое Орландо. – Ни одно сокровище в мире не принесет тебе столько денег.
– Сомневаюсь, но дело не в этом. Повторяю тебе еще раз: сокровища здесь ни при чем.
Просто смешно, как злил его один только взгляд Орландо. Любовь сделала из Джекоба идиота.
– Что же, если не сокровища? Наверное, что-то важное, если ты решился рисковать ее жизнью?
– К этому она привыкла.
Господи, о чем ты, Джекоб?
– Полагаю, взывать к твоему патриотизму также бессмысленно?
– Я не из Альбиона. Это ложь.
Их беседу прервало неожиданное появление Брюнеля, с волос которого капала дождевая вода.
– Она превратилась в зверя, – сказал инженер. – Просила передать, что скоро вернется.
Дождь Лиске нипочем. Она наслаждается его свежими запахами и любит щеголять в мокрой шкуре.
Орландо вытащил из кармана ведьмин гребень – прекрасный экземпляр! Зубья в форме перьев говорили о том, что его владелец может превратиться в любую птицу, по своему желанию. Что, собственно, так удивило Брюнеля? Шпион – самая подходящая для оборотня профессия.
– Она хочет побыть одна, – заметил Брюнель.
Тем не менее Орландо ушел.
Дурень.
Хотя что известно о них Джекобу? Быть может, пока Бесшабашный не смел коснуться ее руки, опасаясь последствий, Орландо уже сделал ее своей любовницей. И они познакомились на балу, а не в волчьей яме, где она сидела с окровавленной лапой в капкане. Почему же не Орландо, а он заключил ту сделку с эльфом, когда спасал ее от Синей Бороды?
И все же ее заключил ты, Джекоб.
Брюнель поднял глаза к тому месту, где когда-то билось сердце дракона. Если съесть драконье сердце, обретешь бесстрашие и долгую жизнь. Многие из них поплатились за это жизнью.
– Мы летим не на запад.
В Зазеркалье надо исходить из того, что каждый его житель умеет ориентироваться по звездам.
– Куда мы летим?
– Ковер знает, – отвечал Джекоб. – Похоже, он везет нас куда-то на юго-восток.
– Ах вот как… Значит, вы заговорили ковер. Интересная магия. Я как-то пытался использовать ее для навигации самолетов, но, похоже, она действует только на древние материалы вроде войлока или овечьей шерсти.
В голосе Брюнеля не слышалось ни злобы, ни раздражения. Похоже, он не слишком торопился вернуться в свой Альбион. Морж при смерти, а его дочь – первая претендентка на трон – не такая поборница новой магии, как ее отец.
– Один из моих друзей считает, что колдовская сила передается предмету не через материал, а через действия мастера, – заметил Джекоб.
– Интересно. Значит ли это, что в этом мире и механик сможет придать своей конструкции магические свойства?
Джекоб никак не мог понять, что его больше смущает: рассуждения Брюнеля об этом мире или то, как он проводит рукой по мокрым волосам. Какой знакомый жест…
Брюнель еще раз поднял глаза, словно силясь представить бьющееся под гигантскими ребрами драконье сердце, и медленно повернулся к Джекобу. У него был вид человека, решившегося сделать шаг навстречу самому страшному.
– Хватит играть в прятки, – сказал он. – Ты ведь и так все видишь, правда? Гоилы отняли у меня запас семян морозного папоротника. Я зашил несколько штук в подол рубахи, на всякий случай, но сейчас и они закончились. Я не рассчитывал на такое долгое путешествие.
Джекоб смотрел на его нос, щеки, надбровные дуги. За лицом Брюнеля проступало другое. Но происходило это не так, как у големов, лица которых мелькали одно за другим, словно отражения в зеркале. Нет. Черты Брюнеля менялись, будто некий нетерпеливый скульптор лепил их на глазах окружающих.
Магия ниссе. Срок ее действия весьма ограничен. Терезия Аустрийская использовала это колдовство, чтобы неузнанной подслушивать разговоры своих министров. Ее тщеславие не знало границ, как и жажда власти.
Человек, в которого превращался Джон Брюнель, был хорошо знаком Джекобу, хотя они и не виделись больше четырнадцати лет. Джекоба бросало то в жар, то в холод. И в пять, и в двенадцать, и в пятнадцать, и в двадцать пять лет – он слишком часто рисовал в воображении эту встречу, чтобы сейчас поверить в ее реальность.
