Я дважды выезжал с лекциями на Кюсю, один раз в район Санъин, два раза в Санъё, дважды был в районе Кансай и всякий раз искал среди слушателей брата, но не находил. На третий год, весной, по просьбе газеты, выходящей в Нагое, я выступал в субботу с лекцией в городе Хамамацу, а в воскресенье в самой Нагое. В Хамамацу я приехал один, мне предстояло в семь тридцать прочесть часовую лекцию и переночевать в местной гостинице.
Зал нельзя было назвать ни просторным, ни тесным, но к половине восьмого, когда я поднялся на кафедру, он был забит до отказа, по бокам его люди стояли так плотно, что не могли пошевелиться.
Выступая, я внимательно искал глазами брата. Когда лекция уже подходила к концу, неожиданно за спинами людей, стоящих с левой стороны зала, я заметил человека, похожего на брата.
Я вздрогнул — это и в самом деле был мой брат! Испугавшись, как бы он, заметив, что я узнал его, чего доброго, не сбежал, я продолжал говорить как ни в чем не бывало…
Однако, закончив выступление, я быстро спустился с кафедры, устремился сквозь толпу пожимающих мне руку людей в левое крыло зала и молча схватил за плечо спешившего уйти брата.
Да, это был он. Он явно был недоволен.
Так или иначе, я рассказал представителю газеты о возникших обстоятельствах, и мы вместе с братом отправились в забронированную гостиницу. В машине он, видимо смирившись, горько улыбнулся и сказал:
— А ты хороший оратор!
— Только потому, что в поисках брата я объездил всю Японию с одной лекцией, — рассмеялся я.
В известной старинной гостинице постояльцев, вероятно, было мало, поэтому хозяин сам встретил нас на пороге и тотчас, узнав брата, закричал как сумасшедший, не то от изумления, не то от радости:
— Вот это да — адмирал Хякутакэ!
Брат поправил:
— Уже не адмирал, а военнопленный!
Мы прошли внутрь.
— Вот, случайно встретился с младшим братом, которого несколько лет не видел, — сказал Хякутакэ, представляя меня хозяину гостиницы.
Тот, видимо, был чем-то обязан ему, во всяком случае, устроил нам пышное угощение, достав даже давно не виданное вино и виски. То, что он рассказал нам при этом, невозможно забыть.
— Американский офицер привел японскую девушку — я ему отказал. Тогда он пригрозил, что закроет гостиницу, после чего здесь устроили что-то вроде борделя для американских солдат и японских девушек, но эти три комнаты я не позволил осквернить, их они не использовали…
В эту ночь в «неоскверненной» комнате я впервые лежал бок о бок с братом. Он говорил мне:
— Мы с тобой похожи, как настоящие братья. В то время как ты стал батраком, возделывающим пером рукописи, я по предложению землевладельца, прежде бывшего у меня 8 подчинении, поселился на его земле и стал простым крестьянином… Сейчас, в условиях оккупации, я — военный преступник, но, будучи крестьянином, могу наблюдать со стороны, с каким искусством наши уважаемые враги проводят общественные реформы и превращают Японию в демократическую страну. Наверно когда-нибудь заключат мирный договор, тогда и я стану свободным. Возможно, мне вернут мое состояние. И тогда мы сможем отправиться с тобой в подлинно демократическую Францию и насладиться нормальной человеческой жизнью. Потерпим же до этого времени…
Он пообещал мне на следующий день показать свой крестьянский дом, с тем мы и уснули, но когда наутро я открыл глаза, его постель была пуста, а у изголовья лежала записка:
Милый братец! Крестьянин отправляется на заре возделывать свое поле. Не ищи, где я живу. Если будет необходимо, напишу письмо. Жди дня, когда вновь поедем во Францию. К этому времени я уже буду помещиком. И ты наверняка станешь землевладельцем. Не будем же падать духом.
Многие мои читатели знают, что с тех пор мне так и не довелось встретиться в этом мире со своим дорогим братом.
Я так много написал о Хякутакэ не только потому, что постоянно помню о нем и молю Силу Великой Природы, чтобы, когда придет срок отправиться в Истинный мир (мир смерти), мне была дарована та же судьба, что и моему брату.
Я хотел показать на своем опыте, что, осуществив до конца свою волю, чем бы мы ни руководствовались — любовью, правдой или просто искренним желанием, возможно сотворить чудо — сделать счастливыми двух совершенно чужих друг другу людей, различающихся и происхождением, и обстоятельствами жизни, сделать их подлинными братьями.
Глава одиннадцатая
В начале июля этого (1989) года Небесный сёгун сказал мне:
— Бог возвестил — в ноябре произойдет радостное для тебя событие.
— Что за событие?
— В свое время узнаешь, — только и ответил Небесный сёгун.
В сентябре он повторил свои слова, но на сей раз назвал не только месяц, но и точную дату — одиннадцатое ноября. В конце октября Небесный сёгун вновь вернулся к этому:
— Уже близок следующий месяц, когда произойдет радостное событие, возвещенное тебе Богом.
— Хорошо. Что бы ни произошло, буду ждать с радостью.
На самом же деле я сгорал от нетерпения узнать, что же это такое.
Наступил ноябрь. Я уже был совершенно уверен: вот-вот что-то со мной произойдет, но терялся в догадках. Восьмого ноября по почте пришел удивительный проспект. «Общество почитателей Сэридзавы в зале Янагава двенадцатого ноября в час дня устраивает литературное собрание и концерт. Вход пятьсот иен. Выступает писатель Синъитиро Накамура…» Четыре страницы большого формата, прекрасное полиграфическое оформление, можно сказать — рекламный проспект.
Я был изумлен. Устроитель — С., председатель Общества почитателей моего творчества. Если бы он предварительно со мной посоветовался, я был бы безусловно против такого мероприятия, не желая обременять множество людей. Особенно мне казалось непозволительным беспокоить такого именитого писателя, как Синъитиро Накамура. Я задумался, почему С. заранее не предупредил меня.
С. — бескорыстный, щепетильный до мелочей, добрый юноша, каких редко встретишь среди нынешней молодежи. Он относится ко мне с неизменным почтением. У него не было причин скрывать от меня, что готовятся с таким размахом литературное собрание и концерт. Подготовка столь масштабного мероприятия наверняка потребовала уйму времени и труда, и мне, вероятно, что-то говорили, но я из-за своей занятости напрочь позабыл. Скорее всего, так оно и было.
Нет сомнений, что именно об этом меня каждый месяц предупреждал Небесный сёгун. И ошибся он на один день, конечно же, умышленно, это было с его стороны этакое ласковое подтрунивание — догадался я и рассмеялся.
В результате утром одиннадцатого ноября, лежа в постели и слушая радио, я был так ошеломлен, точно упал с небес, застыдившись своей самовлюбленной глупости.
«За одну ночь пала Берлинская стена, разделявшая народы Востока и Запада, толпы людей заполнили главную улицу Западного Берлина Курфюрстендамм и бросаются друг другу в объятия. На наших глазах произошло поистине невероятное, чудесное событие!» — несколько раз повторили по радио.
