Вот все, что я мог сказать.
Неожиданно Айта схватил меня за руку и, поблагодарив, тихо признался: он не только осведомлен, что сын его — всемирно известный лингвист, но и втайне гордится этим. Однако, сознавая, сколько это потребовало от его сына усилий, усердия, труда, он, как отец, постоянно его жалел. И когда сын добился великолепных результатов, он, отец, решив, что сын уже удовлетворен достигнутым, принял серьезное решение и вызвал его в Токио, чтобы избавить от лингвистики. Кроме того, он хотел, чтобы у сына было более широкое поле деятельности, и собирался привлечь его к работе, связанной со своим бизнесом. Сын честно следовал всем его предписаниям, как подобает послушному сыну, поэтому отец был спокоен. Он радовался, что у него вновь появился сын, а не какой-то там лингвист, и был счастлив. И вот однажды, как гром среди ясного неба, сын внезапно заявил, что уезжает в университет К. Это заявление так его ошарашило, что он, к своему стыду, вышел из себя и наговорил много глупостей, недостойных отца. Когда он пришел в себя, сына уже не было в доме.
Выслушав это, я, улыбаясь, сказал:
— Может быть, в таком случае вы освободите его от отцовского проклятья?
— Проклятье — это ерунда. Я ведь им горжусь.
— Вы меня успокоили.
— Между отцом и сыном часто возникают нелепые недоразумения. Я не откладывая пошлю ему письмо, но и вас прошу выступить посредником.
— Охотно. Поистине, отец и сын — это замечательно.
С этими словами я поднялся.
— Нет, отношения отца и сына бывают идиотскими, вот и вам мы причинили столько беспокойства.
Опустив голову, Айта проводил меня.
По дороге домой я несколько раз вспоминал слова отца Минору о том, что отношения отца и сына бывают идиотскими, и громко хохотал.
Мои с Минору отношения, как отца и сына, были куда более идиотскими…
Я хотел сообщить Минору в Америку о встрече с его отцом, но не было времени писать письма, и я со дня на день откладывал это.
Прошло дней десять, как вдруг вечером от Минору раздался телефонный звонок. Он вновь говорил по-французски.
— Mon père, я слышал, вы встречались с батюшкой. Мать мне сообщила, и тотчас пришло письмо от него. Удивительно.
— Извини, что сунулся не в свое дело.
— Да нет же… Только я не знал, что вы такой деятельный. Вот и адрес отца откуда-то узнали.
— Великая Природа меня оповестила, поэтому я с уверенностью отправился на встречу. У меня не было времени тебе сообщить об этом. Прости. У тебя хороший отец, разве нет? Я успокоился.
— Для других он хороший, а для меня — жестокий.
— Но теперь ты, быть может, поймешь, что и для тебя он хороший отец.
— На расстоянии он представляется ласковым, а когда оказываешься рядом, чувствуешь, будто ты — бельмо в его глазу.
— Просто ты не умел приласкаться к отцу. А он этого ждал от тебя… Попробуй быть с ним поласковей! Но по какому, собственно, делу ты сейчас звонишь?
— Хотел услышать голос своего папочки. Подумал, что это позволит мне лучше понять истинный смысл вашего поступка.
— В этом вопросе ты можешь теперь быть спокоен.
— Да. Кроме того, я узнал, что вы бодры и здоровы…
— Я, старик, не унываю, поэтому и ты не падай духом. Мне было радостно услышать твой голос.
На этом наш телефонный разговор закончился. Но весь этот день меня веселило и согревало душу то, что после долгого перерыва я услышал вживе голос сына.
Нет ничего проще, чем выполнять долг, связывающий родителей и детей. Вот только дети этого не понимают.
Время от времени у меня возникало желание увидеться с сыном. Втайне я надеялся, что он приедет на рождественские каникулы.
Но когда Рождество было уже близко, пришло длинное письмо на французском, из которого я понял, что в Японию он на каникулы не приедет.
Минору учтиво одну за другой перечислял причины: и обустройство кафедры еще не окончено, и университетские лекции надо подготовить, — так что я лишь грустно усмехнулся. Хорошо, если ему удастся за время каникул завершить хотя бы одно из перечисленных дел. Конечно, хотелось бы ему помочь, но, находясь по разные стороны океана, можно быть вместе лишь душой…
Против обыкновения, я сразу записал эти свои мысли по-японски и отправил ему письмо. Хоть и ворчал при этом, что занят и нет времени писать письма, а все же написал это никчемное письмецо, — таково уж отцовское сердце. Как все-таки глупы родители!
В то утро, когда, по моим расчетам, мое письмо должно было дойти до Минору, пришло письмо от него. Содержание было весьма неожиданным.
На Рождество в Японию вместо него приедет А., девушка, работающая ассистентом на одной с ним кафедре, в связи с чем у него ко мне просьба.
А. — ассистент на кафедре профессора Б. Поработав с нею, Минору поразился ее усердию и серьезности и предложил ей на рождественские каникулы съездить вместо него в Японию, о чем она давно мечтала, и даже обещал оплатить ее расходы.
А. интересовалась буддийской скульптурой и стремилась посетить не столько Японию, сколько город Нару. Но она обязательно заедет ко мне, чтобы выразить свое почтение. Поэтому Минору просил меня внимательно присмотреться к А.
По-правде говоря, писал он, ему уже пора остепениться, и эта девушка — первая кандидатка в спутницы его жизни. Вот он и просит, чтобы я на правах отца оценил ее.
Это письмо меня успокоило. Мне, конечно, было любопытно, что за девушку он выбрал, будучи гражданином мира, но глупо с моей стороны выставлять оценки, я заранее был готов поставить ей высший балл.
Из-за своей вечной занятости я не мог написать ответ, и вечером двадцатого декабря Минору сам позвонил мне. Говорил по-французски. Он долго расшаркивался, поэтому я, рассмеявшись, оборвал его, спросив, по каком делу он звонит.
— Просто хотел услышать ваш голос, узнать, все ли в порядке.
— Я совершенно здоров и весь ушел в работу. Никогда в своей жизни я не чувствовал себя так хорошо… Кстати, по поводу А. Я и не встречаясь, выставил ей высший балл. Но хочу, чтобы ее обязательно оценил твой отец. Когда она вылетает в Японию?..
— Завтра вечером. Но о ее встрече с отцом надо еще подумать.
— Что такое? Хочешь, чтоб я оценивал, а для отца это останется тайной?
— Как вы не можете понять! Вам, своему папе, я хочу угодить, а с отцом быть угодливым не могу.
— Стал гражданином мира, а говоришь такие вещи? Кстати, как долго она пробудет в Японии?
— Здесь зимние каникулы короткие, четвертого января ей надо выйти на работу… Папа, вы бодры, как юноша, я успокоился.
— Твой голос вдохнул в меня свежее дыхание. Спасибо.
