Я глотнул кофе.
– Мы во сколько прибываем? – спросила Женя.
– В начале десятого.
– Знаешь, странно как-то. Я ведь вообще могла в Питер не поехать, билет взяла за час до поезда – и то сомневалась, хочу ли ехать. А вот взяла – и с тобой познакомилась.
– Видишь, я ж говорю: никогда ни о чем не жалей.
– Наверное, ты прав.
– Давай я тебе экспромт прочитаю. Стихотворение.
– Ты стихи пишешь?
– Немного. На самом деле это я сочинил, когда в последний раз ходил курить в тамбур. Там, знаешь ли, особая атмосфера, поэтическая.
– Читай тогда скорее!
– Итак:
Этой встречи могло не случиться
В пене дней, так похожих на бред:
Я мог бы просто напиться,
Ты могла бы не взять билет.
Мне б тогда не увидеть улыбки,
Озарившей грешный мой путь,
Ведь жестокой судьбы ошибка
Могла разом все перечеркнуть.
Слава богу, все стало, как стало, —
Словно в старой сказке точь-в-точь;
Жаль одного – слишком мало
Длилась эта в поезде ночь…
– Ты сейчас это сочинил, правда?
– Правда.
– Классно!
– Ну, как умею уж…
– Нет, правда, замечательно. И так в тему. Даже про билет.
– Я не волшебник, я только учусь.
Мы посмеялись. Потом Женя пошла умываться. А я пошел курить. Мы приближались к конечной точке нашего маршрута. Последний бросок до дома…
…‒ Действительно, жаль, что так мало длилась эта ночь в поезде, – грустно улыбнулась Женя, когда вернулась, – только познакомились и уже надо расставаться.
– Что поделаешь. Это спектакль – жизнь, и такие у нас в нем роли. Но, раз случилось так неожиданно познакомиться, можно это знакомство и продолжить. Ты как считаешь?
– Я только за!
– Тогда нам необходимо обменяться номерами телефонов и при первой же возможности встретиться!
– Так и поступим.
Мы обменялись контактами и договорились обязательно встретиться. Если я буду в Москве – звоню ей, если она в Питере – звонит мне.
– Ну, вот и замечательно.
– Да!
А наш поезд, между тем, въезжал в Петербург. Потянулись угрюмые пакгаузы Ижорских заводов, мрачные заборы Металлостроя, поезд убавил ход. Пассажиры на соседних местах собирали вещи. Кто-то ругался на непослушного ребенка в конце вагона.
– Тебя будут встречать? – спросил я Женю.
– Вряд ли. Не люблю, когда меня встречают, сама до места доберусь.
– А меня, наверное, будут.
– Друзья?
– Да.
– Понятно, – в ее голосе скользнула едва заметная грусть.
По вагону прошла проводница:
– Через десять минут прибываем!
Мы стали собираться. Я достал свою сумку и одел китель, фуражку оставил в руках. Люди потихоньку тянулись к тамбуру.
– Ну что, пойдем?
– Пойдем.
Мы стали двигаться по проходу к выходу из вагона.
– Не торопитесь, – кричала проводница, – все успеют выйти.
Поезд въезжал на Московский вокзал, маневрируя по путям. Мимо поплыл перрон, на котором толпились встречающие.
– Вот и приехали, – сказал я вслух.
– Да. А ты совсем не поспал.
– Я-то что… Вот тебе не дал…
– Я еще успею, – улыбнулась Женя.
Наконец поезд остановился. Проводница открыла дверь из вагона. Пассажиры потянулись из вагона. Мы следом протолкались к выходу. Я вышел первым и подал Жене руку. Она легонько прыгнула на платформу.
– Давай теперь прощаться, – улыбнулась она.
– Давай.
– Ну пока!
– Пока. Я тебе позвоню.
– Хорошо. Обязательно позвони.
И она пошла прочь. Я остался стоять.
Сквозь толпу увидел приближающихся друзей: они меня узнали и двигались ко мне, широко улыбаясь и приветственно махая руками. Я же провожал взглядом свою новую знакомую, она лавировала в толпе, постепенно удаляясь. Внезапно остановилась, обернулась и, найдя меня глазами, улыбнулась. Потом пошла прочь, уже не оборачиваясь. Улыбнулся и я.
Помню, мне так хотелось остаться
Где-то рядом с тобой… навсегда…
А мимо мелькали станции,
Мимо неслись города.
Мы знали: пусты обещанья,
Меня ждали дела, тебя – старый друг,
И впереди как синоним прощанья
Из болот выползал Петербург.
Рассекая реальность перроном
На до и после этих коротких часов,
Когда в душной утробе вагона
Мы лишали друг друга снов.
Не забыть улыбки мне девичьей
И твоих глаз двух живых огней,
Но как в песне у Макаревича
Каждый пошел своею дорогой, а поезд – своей.
Я почти закончил родившееся где-то внутри стихотворение. Строки, запечатлевшие еще один виток сюжета в этом спектакле под названием «Жизнь». В спектакле, где нам уготованы подчас совершенно неожиданные роли. Пусть все так и будет. Эта песнь спета, но сколько их еще впереди?
Я пошел навстречу друзьям.
Танец Одинокого певца
Так бывает. И даже часто. Тебе просто становится противно – и все. Быть статистом легко, но неинтересно. Дорога героя – другая. Это прыжок в пропасть без парашюта. Ты знаешь, что разобьешься, знаешь, что назад дороги уже не будет. Ты будешь терзаться, плакать ночами, кусать локти, но дороги назад не будет, ее уже нет. И тогда тебе становится противно.
Это гадкое чувство – когда что-то ноет внутри. Словно какая-то деталь сложного механизма под названием Ты, какая-то совершенно мелкая шестеренка разболталась и начинает дребезжать, задевая сотни других. В такие минуты, часы, дни и месяцы трудно писать. По крайней мере, стихи. Стихи выходят сырые и серые, словно похмельная блевотина. Их совершенно невозможно читать.
Эти стихи необходимо сжечь. Как, впрочем, и все другие. Стихи… Не много ли надежд мы вкладываем в покойника? Этому парню каюк. И он в отличие от нас это хорошо понимает.
Хотя две или даже три женщины в моей жизни отдались мне за мои стихи. Пожалуй, так можно сказать. Они были безумны. Стихи и безумие – это разные грани одного целого. Даже, правильнее, – это и есть одно целое. Безумие обреченного на смерть героя, вакхическая пляска сумасбродного сатира.
