Я подчеркнуто закашлялась, но Ирен с мечтательным видом продолжала изящно выпускать колечки дыма.
– Софи и Саламандра, – продолжала она. – Теперь я помню! Они были близнецами, и обе «несгораемые». Они могли ходить по раскаленному железу или горячим углям, заглатывать пламя, варить всмятку яйца в ладошках, где плескалось кипящее масло. Это было поразительное зрелище. И они пользовались гораздо большим успехом, чем чревовещатели и фокусники, с которыми часто делили афишу.
– Единственное практическое применение такого дара – это варка яиц, – заметила я. – Хотя я предпочитаю, чтобы они готовились в кастрюльке, а не в чьих-то потных ладонях.
– О, там не было ни капельки пота, – возразила Ирен. – А вот другие жидкости могли быть. Вне всякого сомнения, у них имелся какой-то фокус.
– И ты не знаешь, в чем он состоит?
– Когда-то человек, который слишком много знал о колдовстве, мог поплатиться жизнью. Это искусство передавалось из поколения в поколение, начиная со Средних веков, если не раньше. Им кормилась семья.
– Но ты знала сестер-саламандр?
– Я даже видела их выступления. «Саламандра» – древнее название духа огня. Софи выступала под своим именем, а Саламандру при крещении назвали Амандой, но она взяла сценический псевдоним, когда стала выходить на сцену. Интересно, когда Саламандра начала выступать одна и почему Софи сменила огонь на спиритические сеансы.
– Это имеет значение?
– Возможно, Софи была убита именно по этой причине.
– Разве обманутый клиент – не самая вероятная причина? Она же была мошенницей.
– Все артисты – обманщики, Нелл. Они искусно создают иллюзии. Софи и Саламандра преуспели в этом куда лучше большинства выступающих, но род занятий у нас с ними один и тот же.
– Ирен! – искренне возмутилась я. – Опера – почитаемый вид искусства. Она требует от исполнителей, чтобы они совершенствовали свой голос, достигая небесных высот.
– А потом эти небесные ноты используются для изложения «банальных историй», как ты однажды выразилась, Нелл.
– Это было давно, когда мы только познакомились. Тогда я не понимала, что опера – самое возвышенное из искусств.
Ирен улыбнулась, глядя на колечко дыма идеальной формы, которое выпустила изо рта.
– Это тоже искусство, Нелл. Тут нужна практика. Я должна владеть своим инструментом – в данном случае дыханием, легкими и этой сигаретой. Большинство людей не умеет пускать колечки.
– А зачем это им?
– Чтобы изумлять. Веселить. Отвлекать. Опера ничуть не лучше.
– Нельзя же сравнивать умение выпускать колечки дыма с годами занятий, которых требует оперный голос мирового класса! Я же видела, как ты исполняла бесконечные гаммы на стареньком рояле в Сефрен-Хилле, где мы жили вместе. Не следует преуменьшать свое искусство.
– Но не следует и преувеличивать его значение за счет других. Я уважаю талант и тяжелый труд артистов эксцентрического жанра, Нелл. Я выросла среди них.
– Ах! И мерзкая Нелли Блай это знает?
– Пинк знает. Это не так уж трудно проследить. Даже Буффало Билл вспоминал о моей Мерлинде-русалке. Это настоящий комплимент от такого блестящего шоумена, как он.
– Мерлинда? Русалка? Первый раз слышу о подобных вещах. Ты же не взяла меня на его знаменитое шоу «Дикий Запад» на Всемирной выставке в Париже. Водила туда только эту противную Пинк. И она отплатила тебе тем, что собралась превратить твое прошлое в сенсацию для низкопробных читателей. Так что насчет русалок?
– Я и забыла, что тебя там не было, когда полковник Коди это вспомнил. Тогда мое американское прошлое впервые подняло голову.
– Твое американское прошлое – это служба в агентстве Пинкертона в качестве сыщицы.
– Но до этого я была вундеркиндом, выступавшим в разных жанрах.
– Как Крошка Тим! Так вот о чем он болтал! По правде говоря, мне показалось, что он слегка не в своем уме. Ты действительно отплясывала на сцене хорнпайп
[36]
, когда тебе было три года?
– Это матросы отплясывает хорнпайп. Я танцевала джигу.
– О нет! Только не пошлую ирландскую джигу!
– Я ее танцевала, а позже – и хорнпайп, в забавном матросском костюмчике.
– Но ты же была совсем маленькой! Кто же продал тебя в рабство в столь раннем возрасте?
– Мать, которая у меня, по-видимому, все-таки была.
Это заставило меня замолчать. Как никогда раньше я поняла, что попытки амбициозной Пинк докопаться до корней Ирен опасны. Они представляют угрозу для всего, что я считала стабильным в нашей жизни.
– Годфри знает?
– Знает что, Нелл?
– Насчет русалок и… джиги?
– Нет. И никто не знает, кроме тех, с кем я водилась в то время. Возможно, кое-что известно Пинк. А теперь и тебе.
– О господи! – невольно вздохнула я.
– Что такое?
– Терпеть не могу секреты. Не умею их хранить.
– Но разве ты не хранишь кое-какие собственные секреты? – Подруга многозначительно улыбнулась, и мне стало очень стыдно.
Конечно, она не могла знать, что мои секреты связаны с ней и с личными бумагами доктора с прозаической фамилией Уотсон. Но она определенно разгадала другой секрет, связанный с менее прозаической фамилией Стенхоуп. Даже одна мысль о нем заставила меня покраснеть, закусить губу и выпрямить спину! А затем прийти в отчаяние. И разозлиться.
– Нелл. – Затянутая в перчатку рука легла на мою. – Я рада, что ты здесь, со мной. События вынуждают меня вернуться в прошлое. Мне не удалось убежать от него. Нет, я только спрятала это прошлое в сундук на чердаке дома, куда не собиралась возвращаться. И теперь мне нужна твоя поддержка.
– Тебя вынуждают не события, а Нелли Блай, – буркнула я.
– Нелли Блай – псевдоним, как и Саламандра. За вымышленным именем укрываются для того, чтобы демонстрировать публике тайны. Это своего рода искусство. Я не могу осуждать нашу мисс Пинк, но и не собираюсь ей помогать. Особенно когда она попытается обнародовать тайны моего прошлого. Мы должны ее опередить, Нелл.
– Я действительно могу тебе пригодиться в этом деле? А вдруг я просто обуза, и меня пришлось срочно отправить в Америку, чтобы я забыла случившееся в Трансильвании?
– У тебя создалось такое впечатление благодаря Годфри, не так ли? – прищурилась примадонна.
– Да, у меня создалось впечатление, что единственная причина, по которой я здесь, – необходимость сменить обстановку.
