Мне нечего было возразить на это шокирующее утверждение. Я лишь произнесла:
– Тогда кто же убивает артистов, чтобы в это поверили и общество, и ты?
В кои-то веки у моей подруги Ирен Адлер не нашлось ответа.
Мне даже не верилось, что я сотворила такое чудо.
В тот вечер мы спокойно пообедали в ресторане гостиницы.
Как быстро я привыкла к тому, что женщина может выходить без сопровождения мужчины! Никто не смотрел на нас косо, но это же Соединенные Штаты! К тому же по моей просьбе Ирен не стала курить после обеда.
Правда, она заказала к обеду полбутылки вина, а когда принесли кофе, вынула свой портсигар из синей эмали работы Фаберже и ослепительно-белым парусом в синем море.
Меня снова удивило, что Ирен любит этот предмет, который когда-то был отравлен русской шпионкой с целью ее убить. А может быть, примадонна дорожит портсигаром, потому что его обезвредил Шерлок Холмс? Правда, я не могла вообразить, что какая-то женщина захочет хранить память об этом господине… Он просто сухарь, начисто лишенный чувств! В бытность свою гувернанткой я сталкивалась с такими надменными юнцами. Интересно, почему мальчики становятся высокомерными в столь раннем возрасте, а девочки – никогда?
Ирен, сидевшая напротив за чашкой ароматного кофе, вдруг весело рассмеялась.
Я подняла глаза.
– Согласна, Нелл, что Шерлок Холмс невыносимо высокомерен.
– Я же не сказала ничего подобного!
– Но ты все время об этом думала.
– Как же ты можешь быть со мной согласна, если я ничего не сказала?
– Твои эмоции написаны у тебя на лице. – Она повертела в пальцах портсигар. – Подарок изысканный и красивый, поэтому я его люблю. В жизни столько вульгарного и отвратительного! Такие восхитительные вещицы напоминают о совершенстве, которого нет ни в нас, ни в других. Художник, создавший этот портсигар, вызывает мое восхищение. И не его вина, что моя соперница использовала эту вещь как смертоносное оружие, замыслив меня убить. К счастью, ее планы блистательно раскрыл Шерлок Холмс, обезвредивший портсигар.
Он восхищался и мастерством художника, и хитростью того, кто сделал эту вещь смертоносной, как змея. Мистеру Холмсу, – добавила она небрежным тоном, – нравилось блистать передо мной. Не такой уж он бесчувственный, Нелл. Во всяком случае, в ту минуту он был безоружен против моих чар. Таким образом, эта вещица напоминает мне о многих людях. Художник. Убийца. Спаситель. И спасенная жертва. Иногда я думаю, что они меняются ролями, сами того не сознавая, что делает жизнь еще более интересной.
– Это зловещее напоминание о плохих временах, – возразила я.
– Но разве ты не хранишь цыганские сапожки?
В самом деле, пара цветастых кожаных сапожек по-прежнему лежала на дне моего платяного шкафа в Нёйи. Теперь я бы ни за что не могла объяснить, почему сохранила это напоминание о худшем периоде моей жизни. Но какова Ирен – ничего не упустит! Иногда мне хотелось придушить ее за прозорливость.
– Но ведь это… народное искусство, – пролепетала я.
– А это, – она взмахнула дорогим портсигаром, – искусство аристократов. И портсигар, и сапожки – скорее напоминание о тяжелых испытаниях и о том, как мы с ними справились, нежели декоративные предметы.
– Ты утверждаешь, что декоративные предметы могут приносить пользу?
– Я утверждаю, что так должно быть, Нелл.
Глава восемнадцатая
Детектив в Нью-Йорке
Я бы многое отдал, чтобы понять, в результате каких неминуемых перипетий появляются женщины, подобные Ирен Адлер. Покажите мне, откуда они берутся, и тогда я начну проявлять больший интерес к женщинам в принципе!
Шерлок Холмс (Кэрол Нельсон Дуглас. Доброй ночи, мистер Холмс!)
Из заметок Шерлока Холмса
Я решил вести эти записи ради Уотсона, поскольку был весьма скрытен относительно моей неожиданной поездки в Соединенные Штаты Америки и ее причин. Возможно, я покажу ему свои заметки полностью.
По-видимому, его рассказы, основанные на некоторых из моих дел, будут регулярно публиковаться. Хотя я слегка подтруниваю над его литературными дерзаниями, особенно над стремлением превратить сухие факты моих расследований в «потрясающие истории», я склоняюсь перед неизбежным.
Несмотря на то что в повестке дня мисс Блай есть убийство, я не собираюсь выполнять ее заказ. На самом деле я прибыл, чтобы решить пустяковую, но занятную загадку для семьи Астор, которая щедро оплатила мое путешествие. Хотя в некотором смысле я завлечен сюда русалкой, никакие песни сирен не заставят меня разбиться насмерть о гибельные скалы. Уши у меня наглухо заткнуты воском.
Когда я столкнулся в Париже с американской куртизанкой, известной как Пинк, я ни на минуту не поверил, что она та, за кого себя выдает. И не особенно удивился, обнаружив, что в Америке она – корреспондентка газеты и пишет под псевдонимом Нелли Блай.
В тот момент у меня не было времени, чтобы строить догадки насчет этой особы. И тем не менее я заметил небольшую мозоль на первом суставе среднего пальца правой руки, которая свидетельствовала, что она много трудится пером. Такая мозоль не возникнет у светской дамы, даже если она обожает писать приглашения; нет, это говорит о том, что человек – литератор. У Уотсона уже начинает появляться аналогичный признак писательских трудов. Полагаю, печатная машинка скоро устранит этот красноречивый знак. Правда, особенности шрифтов машинок смогут выдать преступника не меньше, чем почерк.
Когда-то я склонен был считать мисс Блай весьма привлекательной молодой женщиной. Даже сейчас я вижу, как примерный семьянин Уотсон поглаживает усы и сочиняет сюжеты романтического свойства о своем в высшей степени неромантичном старом друге.
Увы, меня скорее раздражают, нежели интригуют амбициозные женщины. Милый Уотсон снова станет упрекать меня за хроническую подозрительность, с которой я отношусь к так называемому слабому полу.
Должен признаться, что питаю профессиональное любопытство к другой предприимчивой женщине, амбиции которой остаются тайной. Ее загадочную историю мисс Блай хотела использовать как приманку, перед которой, по мнению отчаянной репортерши, мужчина не сможет устоять. Мне дали понять, что ее туманное прошлое в Штатах как-то связано с одним странным убийством (или с несколькими). По крайней мере, мисс Блай искренне в это верит.
Ни одно существо на свете не бывает более кровожадным в душе, нежели женщина с манерами леди.
Ах, Уотсон, старый друг! В последнее время я вынужден был многое от вас скрывать – и все это ради королевы и страны. Но все же не годится так обращаться с верным другом. Раскаяние диктует мне эти страницы. Кроме того, заметки также помогут мне думать. Ваше ненавязчивое присутствие, дружище, каким-то образом стимулирует мой умственный процесс едва ли не больше, чем трубка, набитая табаком. Даже совершенно не относящиеся к делу вопросы, которые вы задаете, самой своей банальностью наводят меня на размышления.
