– Как ты помнишь, моя последняя попытка очаровать некоего цыганского джентльмена, чтобы завлечь его в наш лагерь, была не слишком удачной.
Ирен улыбнулась, вспомнив инцидент, который я упомянула.
– Неправда: та столь тяжелая для тебя миссия очень помогла в спасательной экспедиции. И если ты способна флиртовать с немым цыганом, который даже не понимает по-английски, то, полагаю, сотворишь настоящие чудеса с Квентином, который к тому же гораздо красивее.
– Флиртовать? С Квентином? – Меня бросило в дрожь. – Я не могу.
– Почему? Пинк же может.
– Как дурно с твоей стороны напоминать об этом, Ирен! Я и без тебя знаю, что эта наглая девица умеет втираться в доверие к ничего не подозревающим джентльменам.
– Ты не слышала американское выражение «клин клином вышибают»? У тебя сейчас идеальная возможность. Честно говоря, я считаю, что здесь у тебя преимущество перед Пинк. Если только ты снизойдешь до того, чтобы им воспользоваться.
– Я?
– Ты. – Тут она вытолкнула меня в гостиную, но сама не последовала за мной, в результате чего мы с Квентином оказались в комнате одни.
– Нелл! – Он отвернулся от окна, приветствуя меня.
Квентин стоял у окна – обычный джентльмен в обычной одежде, а не в одном из своих экзотических обличий. Он выглядел почти так же, как в момент нашей первой встречи. Это было десять лет назад, на Беркли-сквер. Тогда наши роли были строго определены: я была неопытной молодой гувернанткой, а он – щеголеватым младшим братом хозяйки.
Нет, я ошиблась. Я поняла это, приблизившись к окну. При ярком дневном свете я увидела, что жизнь в диких восточных краях наложила отпечаток на черты Стенхоупа. Я никогда прежде не видела его гладко выбритым (что я одобряю в современных мужчинах). Он казался и младше, и старше того Квентина, которого я помнила.
– Прости, если вчера вечером мое присутствие в Нью-Йорке так тебя шокировало, – начал он. – Теперь, когда я знаю причину, я очень огорчен. Я извинился перед Ирен за то, что невольно стал орудием Нелли Блай, но также должен извиниться перед тобой. Я знаю, что тебя возмущают любые действия, направленные против твоей любимой подруги. И ничуть не виню в том, что ты игнорировала меня в «Дельмонико». Теперь я вижу, как мерзко выглядела ситуация.
Значит, вот как он это понял? Что я благородно осадила его при всех из-за подруги? Неужели он не видит, что я расстроилась исключительно по собственным эгоистическим причинам? Что меня ужаснуло его пребывание в обществе этой наглой американской девицы? Что я инфантильная ревнивая дура, у которой нет никакого права возражать против того, чтобы он находился где угодно и с кем угодно? Да здравствует благословенная слепота мужчин!
Я вспомнила, что в последний раз, когда мы с Квентином были наедине, мы тоже стояли у окна. Правда, при совсем других обстоятельствах. Это воспоминание заставило меня покраснеть.
– Ты на меня больше не сердишься? – спросил он тревожно.
– Нет. Я и раньше не сердилась, просто была поражена. Ты познакомился с Пинк совсем недавно, во время нашего последнего приключения. Полагаю, мужчина с военной жилкой, столько времени проведший в диких краях, вряд ли знает, на какие уловки способна женщина, которая добилась успеха в Нью-Йорке. Пинк всегда была прежде всего Нелли Блай. Она ловкая девица – и мужчине неплохо бы это понимать.
– Значит, мы снова друзья? – Он взял меня за руку.
Квентин позволил себе слишком много рискованных движений, когда мы виделись в последний раз, но это плохо кончилось. Сейчас его рука как бы наводила надежный мост между прошлым и настоящим, и этот жест был очень мил. «Все, что случилось с нами, лишь пролог» – только вчера Ирен процитировала столь непререкаемый источник, как Шекспир. А пролог предполагает будущее.
Я обнаружила, что улыбаюсь. Пальцы расслабились в его непринужденном, дружеском пожатии.
– Мы с тобой были союзниками даже раньше, чем вы с Ирен, – добавил Квентин.
Его слова сразу же вызвали в памяти игру в жмурки в классной комнате, и я сразу же густо покраснела. Он воспринял этот симптом с облегчением. В его карих глазах я прочитала удовлетворение и смутилась от этого еще больше. Правда, я не совсем понимала, в чем дело, но подозревала, что лучше мне не знать.
– Я рад снова видеть тебя, Нелл, и твою улыбку. Смею ли я надеяться, что в какой-то степени к этому причастен?
– Возможно. Я еще не совсем оправилась от событий прошлой весны.
– Меня это не удивляет. Однако сейчас конец лета, и осень уже не за горами. Может быть, попробуем сделать так, чтобы у нас остались более приятные воспоминания об этих местах? Экскурсия на Кони-Айленд?
– А долго ты здесь пробудешь?
– Не знаю. Это зависит от того, какую епитимью на меня наложит Ирен. – Он лукаво улыбнулся.
– Она не показывает вида, но на самом деле ужасно расстроена копанием в ее прошлом. Пинк… – Я чуть не подавилась этим именем, однако Квентин и бровью не повел. Все его внимание было сосредоточено исключительно на мне. – Пинк исполнена решимости раскрыть тайны, которые, как ей кажется, она обнаружила. И ее нисколько не волнует, что в итоге она может причинить боль Ирен. Или мне.
– В наши дни газетный репортер походит на полисмена: оба вечно выставляют напоказ секреты других людей. Что касается меня, то мое призвание – хранить секреты. Я сделаю все, что смогу, но… – Его пальцы сжали мне руку сильнее, нежели позволяли приличия. – Ты должна понять, Нелл. Мое задание – задобрить Нелли Блай. Министерство иностранных дел не желает, чтобы хоть одно слово о событиях этой весны проскользнуло в печать. Мое начальство считает мисс Блай опасной. Должен признаться, я был рад, обнаружив, что теперь она охотится за другой историей – даже если она так близко соприкоснулась с Ирен и с тобой. Я не решаюсь сказать, что могло бы сделать правительство, сочти оно какую-либо персону слишком серьезной угрозой для стабильности в мире.
– Ты… – выдохнула я.
– Нет, не я. Я лишь предотвращаю кровавую расправу. Вот почему я здесь. Чтобы доказать, что Пинк не представляет собой угрозу. Если моя миссия противоречит интересам Ирен… Я изо всех сил постараюсь этому воспрепятствовать, но лучше пусть твоя подруга ничего не знает.
– Как же я могу не говорить Ирен?
– Неужели ты ей все рассказываешь? – тихо спросил он.
– Почти все.
– Но не все.
Чем больше Квентин понижал голос, тем ближе наклонялся ко мне.
– Нет. – Я говорила еще тише, и он приблизился, чтобы услышать меня. Теперь наши головы почти соприкасались.
Когда я ответила, он поднес к губам мою руку.
Я была права! Он действительно очень хорошо умеет целовать ручки.
