Ты закричала – да и кто бы не закричал? Но… моя дорогая маленькая Ирен, у тебя был выдающийся голос. Ты все кричала и кричала, и эта оперная ария, состоявшая из воплей, перебудила весь дом и всю округу. Люди вскакивали с постелей, и по спине у них от ужаса бегали мурашки.
Ты никак не могла остановиться. Казалось, только безумный вокализ может выразить твой ужас. А когда ты наконец остановилась, то больше не могла петь.
Вот каким образом ты попала ко мне, через несколько дней после похорон Петунии.
Когда к тебе обращались, ты отвечала лишь шепотом. Никто не мог ничего с тобой поделать. Поначалу и у меня опускались руки, однако я знал, что только твой дар способен тебя исцелить. Но как его вернуть? И тогда я вспомнил Адлера и его технику гипноза.
Я применил ее. Медленно, но неуклонно ты начала выздоравливать. Сначала ты могла только прошептать гамму. Потом проговорить ее. И наконец промурлыкать. Моя квартира находилась на втором этаже, и иногда ты останавливалась и смотрела в окно, выходившее на Юнион-сквер, и глаза твои были полны ужаса… В один из таких моментов я понял, что нужно гипнотизировать тебя не только ради голоса. И тогда я приказал тебе забыть. Забыть тот ужасный миг, когда ты нашла мертвую девушку, забыть все, что могло тебя встревожить, забыть твое прошлое. И идти вперед, к своему будущему оперной певицы. Ты должна была освободиться от груза воспоминаний.
Маэстро остановился, как автомат, у которого кончился завод, и одним глотком осушил полный стакан вина. Я видела бисеринки пота на его челе, изборожденном морщинами.
Рассказ об этих кошмарных событиях отнял у Штуббена много сил.
Снова подошел официант и предложил вина, и на этот раз Ирен кивнула. Ее лицо было бледным и напряженным.
Наши бокалы вновь наполнили.
Никто из нас больше не произнес ни слова. Позже, когда мы вышли из ресторана, Ирен проводила старика до кэба. Затем она взяла меня под руку, и мы проделали весь длинный путь до нашего отеля пешком.
Бокалы, которые мы оставили на столе ресторана, были пустыми, включая мой. Но никогда в жизни я не была такой трезвой и не сожалела об этом так горько.
А ведь я сейчас даже не во Франции!
Глава сорок вторая
Эксперимент с гипнозом
Но буквально одним мановением руки, одним взглядом, одним словом Свенгали умел мгновенно превращать ее в другую Трильби, в свое собственное творение. Он мог заставить ее делать все, что ему было угодно… Если б в это время вы воткнули ей в тело раскаленную иглу, она и не почувствовала бы…
Стоило ему сказать: «Спи», – и она немедленно превращалась в какую-то зачарованную Трильби, в мраморную статую, которая могла издавать дивные звуки.
Джордж Дюморье. Трильби (1894)
Всю ночь я усердно притворялась, будто сплю. Поднявшись утром, я обнаружила, что Ирен все еще сидит в гостиной, так и не раздевшись.
– Что делать, Нелл, – спросила она, – когда люди, которые желают тебе только добра, причиняют величайшее зло?
Ну что же, я определенно вхожу в число тех, кто желает Ирен только добра, но, надеюсь, ни разу не причиняла ей зла. Значит, мой долг – спасти подругу.
Я села напротив. Примадонна полулежала в своем кресле, и поза ее свидетельствовала о том, что она не спала всю ночь… Она напомнила мне Сару Бернар в одной из ее нескончаемых сцен смерти.
– Ты заявила, что приехала в Америку в надежде проследить свои корни, – начала я. – Но я подозреваю, что ты прибыла сюда исключительно для того, чтобы увезти меня от Старого Света и воспоминаний о наших ужасных приключениях. Ты всегда думаешь только о других, Ирен, и пора это прекратить.
– Разве я думаю о других? Я же примадонна! – горько усмехнулась она.
– Конечно, тебе присуща театральность, и ты умеешь режиссировать события. Но ты слишком преданна своим друзьям и потому оберегаешь их от шока. Ты приехала сюда потому, что у тебя якобы нет ни родителей, ни сестер, ни братьев. Но с тех пор, как мы находимся в Нью-Йорке, я встречала только тех людей, которые тебя по-настоящему любят. У тебя множество матерей и отцов, Ирен, и тебе не нужна Пинк, чтобы доказать это.
– Меня лишили прошлого.
– Мы же в Штатах! Это совершенно новая страна. Американцы не ценят прошлое, они смотрят только вперед. Тебе удалось оставить свой след и в Старом, и в Новом Свете. Это и есть будущее. Забудь о предках. Моя родословная восходит к вору, которого повесили в Средние века, что не мешает мне быть достойным человеком. Уверяю тебя, значение происхождения сильно преувеличено. Твое прошлое – люди, которые тебя любят. А это стоит любой родословной!
– Но они мертвы или скоро умрут.
Тут у меня не нашлось ответа.
– Из-за меня, – с нажимом произнесла подруга. – Из-за того, что мне неизвестно. Но я все выясню, – решительно заявила она. – Причина в том, что от меня утаивают. Ради моего блага.
– Может быть, – пожала я плечами. – Признаться, мне очень нравится чудной театральный народ. Они напоминают мне честных селян Шропшира, на которых никто особенно не обращает внимания. Они и вспоминаются мне в первую очередь, когда я думаю о детстве.
– А у меня, Нелл, только обрывки туманных видений. – Ирен поднялась и вложила мне в ладонь маленькие золотые часики, похожие на солнышко. – Я хочу, чтобы ты меня загипнотизировала.
– Загипнотизировала? – Мне стало страшно. – Но я же не умею!
– Зато я отлично умею. Ты видела, как я применяю гипноз. Единственное, что тебе нужно делать, – раскачивать часы, пока они не начнут расплываться у меня перед глазами. А еще ты должна призывать меня к душевному покою. Ты же дочь приходского священника, и у тебя это должно выйти естественно.
– Я не могу взять на себя такую ответственность.
– Никому другому я не готова довериться.
– Маэстро…
– Он показал себя не с лучшей стороны. Правда, у него были благие намерения, и не мне его винить. Но мне требуется более сильная личность.
– Я? – От неожиданности я даже хихикнула.
– Тот, кого я могу назвать настоящим другом.
– Ирен, не заставляй!
– Ну пожалуйста, Нелл! На тебя вся надежда!
Вот так скромная прихожанка англиканской церкви в тридцать два года стала гипнотизером.
До чего же глупо я себя чувствовала! Ни дать ни взять медиум, зарабатывающий на жизнь, изрыгая марлю. Но она была мертва, та женщина-медиум. Я устала разыскивать людей из прошлого Ирен только для того, чтобы обнаружить очередной труп.
Я раскачивала часы из стороны в сторону, наблюдая за лицом Ирен и чувствуя себя законченной дурой. Взгляд подруги был прикован к часам, словно перед ней был раскачивающийся колокол, который звонил по ней.