Бородач почуял внимание публики и приободрился.
– Груда камешков, всего-то навсего! Думаешь, он там лежит и гниет? Лично я сильно сомневаюсь. – Фицджеральд на миг умолк, взвешивая слова. В воздухе разносился только скрежет ножа по бруску. – Может, конечно, камни кого и отпугнут. Да только я скажу – койоты уже тащат куски его тела по всей…
Андерсон бросился на Фицджеральда – тот, вскакивая, занес ногу и встретил противника ударом в пах.
Андерсона согнуло вдвое, будто кто-то дернул за невидимую веревку и притянул голову к ногам. Бородач двинул его коленом в лицо – и тот беспомощно рухнул спиной на землю.
Фицджеральд, двигаясь на удивление легко для своего роста, метнулся вперед, надавил коленом на грудь задыхающегося, окровавленного противника и приставил наточенный нож к его горлу.
– Хочешь к братцу?
Нож впился в кожу, по шее поползла тонкая струйка крови.
– Фицджеральд! – окликнул его Гласс ровным, властным голосом. – Прекрати.
Бородач, готовый ответить Глассу вызовом, поднял взгляд – и с удовольствием увидел, что их обступила вся компания: свидетели унижения Андерсона. Значит, лучше не портить дело и оставить нынешнюю победу за собой. А с Глассом можно разобраться и позже.
Фицджеральд отвел лезвие и сунул клинок в поясные ножны с бусинами.
– Не начинай дел, которые неспособен закончить, Андерсон. В следующий раз я их закончу за тебя.
Капитан Эндрю Генри, протолкавшись сквозь круг зрителей, схватил Фицджеральда за шиворот и с размаху откинул назад, шлепнув спиной о береговые камни.
– Еще одна драка, Фицджеральд, и ты идешь на все четыре стороны. – Генри кивнул за лагерь, на дальний горизонт. – Если некуда девать силы – можешь охотиться в одиночку.
Капитан оглядел остальных.
– Завтра переход в сорок миль, – напомнил он. – Не спать сейчас – только терять драгоценное время. Кто сторожит первым?
Никто не вызвался. Генри глянул на спящего парня – того не разбудила даже драка. Капитан решительно шагнул к простертому на земле телу.
– Вставай, Бриджер, – велел он.
Парнишка вскочил, очумелый спросонья, и тут же схватился за ружье – старое и ржавое, выданное ему в счет будущего заработка вместе с пожелтелым рогом для пороха и горстью кремней.
– Станешь в сотне ярдов ниже по течению, где-нибудь на пригорке. Хряк, то же самое вверх по реке. Фицджеральд, Андерсон – пойдете во вторую вахту.
Фицджеральд, стоявший в карауле прошлой ночью, чуть было не полез возражать, однако передумал и отошел к краю лагеря. Парень, все еще одурелый со сна, неуверенно зашагал по прибрежным камням и вскоре исчез в иссиня-черной тьме, спустившейся на лагерь.
Хряком в отряде звали Финеуса Гилмора – вечно грязного верзилу, выросшего на нищей ферме в Кентукки. Прозвище говорило само за себя. Воняло от Хряка немыслимо: рядом с ним любой начинал озираться в поисках источника смрада – настолько нечеловеческой казалась вонь. Даже трапперы, сами не очень-то пристрастные к чистоте, старались держать Хряка с подветренной стороны.
Хряк тяжело поднялся на ноги, перекинул через плечо винтовку и побрел вверх по реке.
Не прошло и часа, как угасли последние отблески дневного света. При виде озабоченного капитана Генри, пробирающегося между телами после обхода часовых, до Гласса вдруг дошло, что во всем лагере только они двое и не спят. Капитан, опершись на винтовку, опустился на землю рядом с Глассом – дать отдых если не тревожной душе, то хотя бы усталым ногам.
– Завтра отправлю тебя на разведку с Черным Харрисом.
Гласс, начавший было засыпать, вскинул глаза на капитана.
– Ближе к вечеру, – пояснил тот. – Надо бы найти какую-никакую дичь, рискнем развести огонь. Изрядно мы отстали, Хью, – добавил он тише.
Капитан Генри явно был настроен поговорить, и Гласс потянулся за винтовкой. Поспать не удастся – значит, самое время заняться оружием: при сегодняшней переправе винтовку зацепило волной, он как раз ждал случая смазать замок.
– К началу декабря совсем похолодает, – продолжал капитан. – Неделю-другую придется заготавливать мясо. Если к октябрю не дойдем до Йеллоустоуна, на осеннюю охоту нечего и надеяться.
Как ни угнетали капитана скрытые сомнения, осанка его оставалась по-прежнему уверенной. Кожаная бахрома куртки подчеркивала широко развернутые плечи и мощную грудь – наследие прежней профессии (некогда Генри был шахтером в Сент-Дженевьевском округе штата Миссури). Узкие бедра перехватывал толстый ремень с парой пистолетов и большим ножом. Штаны – до колена кожаные, ниже колена шерстяные – выдавали в нем опытного лесного охотника: кожа служила отличной защитой, но при переправе намокала и становилась тяжелой, шерсть же быстро сохла и даже влажная хранила тепло.
Отряд ему достался пестрый, зато хотя бы льстило обращение «капитан». Звание, конечно, было не настоящим: отряд трапперов – не военная единица, чинов здесь не водилось. И все же Генри единственный из всех исходил вдоль и поперек Тройную Развилку, а в здешних местах опыт ценили превыше всего.
Капитан помолчал, дожидаясь ответа Гласса. Тот поднял глаза от винтовки – всего на миг: он как раз отвинтил гнутую защитную пластину над парой спусковых крючков и, прежде чем взглянуть на Генри, покрепче зажал в ладони оба винта, чтобы не уронить в темноте.
Взгляда оказалось достаточно, и Генри продолжил.
– Я тебе рассказывал о Друйяре?
– Нет, капитан.
– Знаешь, кто это?
– Жорж Друйяр из той самой экспедиции?
Генри кивнул.
– Да, он ходил с Льюисом и Кларком. Одни из лучших во всем отряде. Разведчик, охотник. В 1809-м пришел в группу, которую я вел – то есть он-то сам и вел: из сотенного отряда бывали у Тройной Развилки только он да Колтер. Бобры там кишат – что твои москиты, даже силки не нужны: лупишь палкой – и готово. Да только с черноногими не задалось: пары недель не прошло, как пятерых наших убили. Тут уж не до вылазок, пришлось укрепиться лагерем. Друйяр с нами неделю помыкался и говорит: хватит, мол. Назавтра ушел. А через неделю вернулся с двумя десятками шкур.
Гласс внимал не отрываясь. В Сент-Луисе про Друйяра знали все, но историю из первых уст Гласс слышал впервые.
– И второй раз то же: уходит – и возвращается с мешком шкур. А как в третий раз собрался, тут и говорит: третья попытка, мол, счастливая. Уехал, а через полчаса – два выстрела: его винтовка и его же пистолет. Второй пулей, видно, убил лошадь, чтоб позади нее залечь. Так мы его и нашли – рядом с лошадью, а между ними два десятка стрел. Черноногие такой знак оставили, чтоб мы знали. И голову ему отрезали, не церемонились.
Капитан вновь примолк, не сводя глаз с палки, которой водил по земле.
– Забыть его не могу, – добавил он.
