– Разбойники? – предположил Сергей Львович.
– Вряд ли. Последнего разбойника здесь выловили двадцать лет назад. Думаю, это мои соседи. Идемте быстрее!!!
Когда охотники вышли из леса, их взору открылась следующая картина: на меже, разделяющей земли помещиков, стоял мужчина и метко отстреливал из отличного английского ружья тетеревов, что копошились на поляне, без сомнения, принадлежавшей Александру Серафимовичу и его супруге.
Хозяин возмутился, он передернул затвор ружья и дал предупредительный выстрел. Расхититель чужих угодий оглянулся. Сергей Львович обомлел, разглядев с приличного расстояния рыжие бакенбарды.
– Так вот, значит что! – возмутился Александр Серафимович. – Опять за старое!!! Ну, держись, my friend!
Из последней фразы майор понял, что у друга личные счеты с обнаглевшим распоясавшимся англичанином.
– Изловим его и проучим, как следует! – предложил он.
Четыре сеттера, почуяв свежую кровь тетеревов, рванули вперед. Мужчины последовали их примеру.
Наглый англичанин лишь усмехнулся, обнажив ровные белые лошадиные зубы.
– У, мерзкая рожа! – заметил майор и, передернув затвор ружья, открыл по обидчику огонь, аккуратно укладывая выстрелы около его ног.
Англичанин не на шутку испугался и закричал по-английски:
– This arbitrariness. I will complain carafe. She will send you to Siberia
[20]
.
– Ну, про Сибирь я уже слышал! – заметил майор и прицелился: высокую охотничью шапку англичанина разнесло в клочья.
Александр Серафимович не отставал от армейского друга, выстрелами отрезав путь неприятеля к отступлению.
В это время сеттеры, предоставленные сами себе, с вожделением раздирали убитого тетерева, наслаждаясь еще теплой кровью добычи.
– Ну что: так твою перетак! – ругался Александр Серафимович. – Попался, наконец! Третий год в моих угодьях охотишься. Что у графини Милошенковой тетерева перевелись?
– I can not understand you!
[21]
– упорствовал англичанин.
– Сейчас поймешь! – Сергей Львович ударил англичанина прикладом в живот. Тот, задыхаясь, присел.
– Что вы делаете? Это преступление… – выдавил он на вполне приличном русском языке.
– Так вот! И по-нашему заговорил! Ах, ты мерзавец! Думаешь, если служишь у госпожи Милошенковой, то можешь разбойничать? Теперь держись: скручу и отправлю к уряднику. Пусть твоя хозяйка с ним объясняется.
Англичанин испугался, его снобизм и спесь куда-то резко исчезли.
– О! Не надо к уряднику! – взмолился он.
– Вон как запел! Только хозяйка его – не госпожа Милошенкова, – заметил майор.
– А откуда вы знаете? – удивился Александр Серафимович.
– Сталкивался я с этим мерзавцем, не далее, чем вчера, – в поезде. И вел он себя крайне не учтиво. Что ж, думаю после такого из ряда вон выходящего случая, Ее Сиятельство, графиня Ремизова, откажет вам от дома и должности гувернера своего сына.
– О! Помилуйте! Это все Анфиса… Хочу, говорит, жаркого из птицы…
– Та самая Анфиса, из поезда? – уточнил майор, англичанин закивал. – Мы готовы отпустить вас, но с одним условием.
– Каким?
– Вы должны пообещать Александру Серафимовичу, что никогда более не будите охотиться в его угодьях. Это – раз!
– Я обещаю! Клянусь честью, больше не буду! – воскликнул англичанин.
– А передо мной вы должны извиниться! Это – два! – решительно потребовал майор. – Или ваш английский гонор не позволяет? Что ж тогда – к уряднику…
– Да, да, к уряднику, – подтвердил Александр Серафимович.
Англичанин сделал над собой колоссальное усилие и произнес:
– Приношу вам, сударь, свои извинения. Мне очень жаль, что я действовал в поезде не обдуманно…
– Вот и прекрасно! А теперь убирайтесь! – приказал Александр Серафимович.
Глава 6
Невольно мистер Треверс предавался воспоминаниям: сердце щемило от тоски по родной Англии! Перед глазами стоял замок лорда Бассета, где он имел честь служить старшим лакеем. Но скромное жалованье, причем выплачиваемое скаредным Бассетом с постоянной задержкой, подтолкнули его к тому, что он, пересекая всю цивилизованную Европу, отправился на поиски удачи в дикую медвежью Россию: по его сведениям гувернерам там платили отличные деньги.
Ожидания не обманули мистера Треверса, спустя месяц, он оказался в Санкт-Петербурге. И как всякий здравомыслящий человек, а только англичанин может таковым быть, а отнюдь, не легкомысленный француз или, скажем, темпераментный итальянец, Треверс прямиком отправился в английское консульство и попросил помощи в поиске приличного места. Его встретили достаточно любезно, ведь как-никак – соотечественник, хоть и сумасшедший: это надо же покинуть замок лорда Бассета и направиться к диким русским, дабы искать счастья и удачи! Уму непостижимо!!!
В консульстве мистеру Треверсу посоветовали обратиться в агентство по найму и даже предоставили переводчика, так как бывший лакей по-русски знал только одну фразу: russian baba, что означает русская барышня – на этом его лингвистические познания заканчивались.
Так он устроился в дом Ее Сиятельства графини Ремизовой, – почти год, как вдовы, – весьма влиятельной дамы, имевшей связи даже при дворе Его Императорского Величества.
Должность гувернера казалась Треверсу детской игрой по отношению к его прежним обязанностям. Но в первый же день пребывания в доме графини, англичанин понял: как он жестоко ошибался.
Юный граф Ремизов, а в то время ему исполнилось тринадцать лет, был просто тираном. До появления Треверса, как гувернера, юнец довел до исступления троих его предшественников, разумеется, французов по происхождению.
Узнав об этом весьма прискорбном обстоятельстве, Треверс решил, что англичанин никогда не спасует перед трудностями, уж если он десять лет прослужил у лорда Бассета, а характер у того был прескверный, то уж русского барчука он как-нибудь вытерпит.
В соответствии с английскими традициями, мистер Треверс величал своего прежнего хозяина, не иначе, как: «Ваша Светлость», как впрочем, и молодого повесу, сына лорда Бассета, даже когда тот не мог встать с постели после очередного кутежа.
Он всегда приходил в спальню молодого наследника огромного поместья, и говорил:
– Доброе утро, Ваша Светлость. Как спали, Ваша Светлость? Что желаете на завтрак, Ваша Светлость? – и так далее в таком же духе.
И даже тогда, когда старший Бассет хотел лишить наследования своего единственного сына, в пользу племянника, даже тогда мистер Треверс сохранял невозмутимое спокойствие.
