В какой-то момент ташкентский уполномоченный взял часть груза у Каракозова. Этот неприхотливый, всегда улыбчивый мужик всё больше нравился Одиссею. В нём абсолютно не чувствовалось типичного для многих даже небольших большевистских начальников чиновничьего панства или комчванства. На привалах он сам вызывался сходить за хворостом для костра, нарубить дров. В походе ничем не выдавал усталости и всегда был готов помочь ослабшему.
* * *
Прошло часа четыре после того, как отряд покинул место последней стоянки. Вдали на фоне яркого, ослепительно бирюзового неба появились очертания бурых гор. Одиссей поймал определённый ритм и шагал, как на автомате. Мыслей в голове почти не осталось. Он просто отбивал про себя такт: «Раз, два, левый… Раз два правый…», и снова по кругу. Это помогало преодолевать боль и усталость. Со временем ему даже далось поймать нечто вроде куража. «Сейчас бы неплохо сюда умелого барабанщика» – подумал Одиссей.
Он вспомнил, что где-то читал, что в эпоху наполеоновских войн именно рокот боевых барабанов выводил солдат из состояния ступора, заставляя идти в атаку – грудью на летящую картечь. Как писали ветераны, взводы юных барабанщиков обычно шагали на флангах атакующих дивизий, не просто задавая ритм движению колонны, но и подавляя инстинкт самосохранения у гренадер, идущих на верную гибель… Такая же история случалась и во время утомительных переходов: походный бой барабанов заставлял усталые мышцы продолжать двигаться в такт и не позволял дурным мыслям лезть в голову…
Дорога широкой дугой огибала ореховую рощу. Неожиданно где-то позади раздался ужасный рёв тигра. Он донёсся из густых зарослей. Всё оглянулись и застыли словно парализованные…
Одиссей ещё не слышал звуков, которые бы так же разрушающе действовали на нервы. Луков видел, что многие его спутники так испуганны, что он бы не удивился, если бы они с воплями ужаса побросали поклажу и бросились наутёк.
К Лукову торопливо подошёл взволнованный Ягелло. Держа наизготовку карабин, полковник всматривался в густые заросли, идущие по правую сторону от дороги.
– Как думаете, насколько он далеко от нас? – спросил Одиссей.
– Шагов триста не больше – определил Ягелло, вслушиваясь в окружающие звуки. – В Индии говорят: «От рёва голодного тигра внутренности людей превращаются в воду».
Ягелло приказал всем приготовить оружие и ждать. Так они простояли около получаса, готовые отразить нападение хищника. Но больше зверь не напоминал о своём близком присутствии. Безмятежно щебетали птицы в лесу, порхали над цветами бабочки, жужжали шмели. Постепенно все успокоились. Одиссей скомандовал построение. Отряд двинулся дальше. Но они успели пройти всего сто метров. Внезапно в конце колонны раздались вопли ужаса, затем загремели выстрелы. Одиссей оглянулся и первым увидел возвышающегося над всеми Кенингсона, который сидел верхом на единственной оставшейся в экспедиции лошади. Только что ехавший вместе с ним второй «неходячий» раненый куда-то исчез. А у археолога было совершенно белое потрясённое лицо.
Ещё не зная обстоятельств происшествия, Луков почувствовал, что произошло ужасное. Вместе с Ягелло он поспешил в конец колонны.
Оказалось, что свидетелей события нет, в том смысле, что никто не видел, как тигр выскочил из леса, схватил сидящего вторым на лошади человека. Некоторые из идущих в арьергарде людей оглянулись на крики погибающего товарища и только успели заметить лишь мелькнувшую за деревьями рыжую комету. Вся спина археолога была забрызгана кровью, но не его собственной, а пропавшего соседа по лошади.
Коротко посовещавшись с Ягелло, Одиссей стал вызывать охотников преследовать зверя. Только бесстрашный Георгий выразил желание идти с ним. Ягелло этого показалось недостаточно, и он приказом назначил в команду ещё двоих. Такой группой они вошли в лес и двинулись по тигриному следу и сопровождающей его кровавой дорожке. Лес был густой. Кроны деревьев переплетались над головой, образуя сплошной зелёный шатёр. Солнце почти не пробивалось сквозь листву. Звериная тропа петляла в зеленом тоннеле. Воздух был насыщен мягким ароматом грецкого ореха. Стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц и стрекотом цикад. По сторонам тропы меж стволов деревьев густая трава поднималась высотой до двух метров. На открытых лужайках густо росли кусты смородины, барбариса, шиповника, а по оврагам – ежевика. Но сейчас Одиссей не замечал всей этой красоты и изобилия, ведь в любой момент из высокой травы или кустов могла выпрыгнуть двухсоткилограммовая туша, снабжённая убийственными клыками и когтями…
У каждого найденного отпечатка Ягелло останавливался, чтобы внимательно его изучить. Иногда он давал комментарии к увиденному. По словам подполковника, тяжёлая ноша почти не затрудняла обычного движения хищника. Для Лукова было тревожно, что они не слышат криков унесённого тигром солдата. Похоже зверь убил свою жертву.
Примерно через полверсты от дороги след оборвался. Здесь начинался выход на поверхность скальных пород. А на голых камнях даже Ягелло было трудно заметить тонкие борозды, оставленные звериными когтями. Следов человеческой крови они почему-то больше не встречали. Поплутав ещё некоторое время, преследователи были вынуждены признать собственную беспомощность и вернуться обратно на дорогу. На обратном пути один из против своей воли назначенных в охотничью партию красноармейцев произнёс с обречённостью:
– Теперь людоед от нас не отстанет! Вот увидите: за пару деньков он переварит горемыку-Степана, снова проголодается и вернётся за кем-нибудь из нас.
Ягелло остановил солдата и отчитал его за паникёрские настроения. Тем не менее, мрачный прогноз сбылся даже раньше, чем представлял себе солдат…
Вечером, отряд, как обычно встал лагерем. Ситуация была такова, что Луков запретил подчинённым удаляться из расположения экспедиции более, чем на расстояние прямой видимости часовых. И, тем не менее, новое нападение произошло в этот же день вскоре после захода солнца. На ночёвку путешественники расположились шагах в трёхстах от ближайшего леса. Ягелло специально посоветовал Лукову выбрать для лагеря открытое место, чтобы пространство вокруг хорошо просматривалось, и таким образом хищник не мог подобраться к бивуаку незамеченным. Он также обнадёжил соратников, что приготовил для зверя несколько сюрпризов:
– Если он решит пожаловать, ему не поздоровится…
Действительно сразу после того, как отряд остановился на отдых, Ягелло выбрал несколько бойцов, которые выглядели менее уставшими, и велел им рыть ямы по периметру лагеря, других же послал нарубить и доставить в лагерь молодые деревца, из которых можно сделать острые колья для тайных ловушек. В сгущающихся сумерках зажглись походные костры и закипела работа. Пока одни рубили деревца и строгали колья, другие рыли ямы и маскировали их ветками и травой.
Такая энергичная деятельность должна была положительно повлиять на психологический настрой людей – вселить в людей оптимизм, что они не жертвы, а охотники. Но этого не происходило. Как только солнечный диск стал клониться к горизонту и тени начали удлиняться, всех в лагере охватила тревога. И стук топоров её только усиливал. Беспечно болтавшие и даже шутившие при солнечном свете люди, сделались молчаливыми и замкнутыми. Никто ни на секунду не расставался теперь с винтовкой. Бойцы сбились в одну ощетинившуюся штыками кучу. Никто, решительно никто не желал идти в часовые, ибо это означало остаться в одиночестве. И уж тем более все категорически отказывались отправляться в «секрет».
