II
Гардемарин Овчинников нарушал. Причём нарушал злостно – прятался ото всех глаз в зачехлённой шлюпке, вывешенной на шлюпбалках по левому борту, между кургузой, скошенной назад трубой и единственной, тоже слегка наклонённой в сторону кормы мачтой. Убежище казалось надёжным – шлюпка висела выше уровня палубы, и даже с крыла мостика заглянуть внутрь неё было невозможно. Правда, присмотревшись внимательнее, можно обнаружить, что чехол, затягивающий шлюпку сверху, не натянут, как положено – идеально, без единой морщинки, на радость боцману – а вмят внутрь. Но вахтенному начальнику лейтенанту Шамову
[45]
, стоявшему на левом крыле мостика, возле револьверной пушки «Гочкис», сейчас не до мелких упущений в корабельном хозяйстве. Величественно заложив руки за спину, он озирает панораму Транзунского рейда, куда канонерка пришла три дня назад – и застряла из-за пустяковой поломки в холодильниках. Командир «Дождя», капитан второго ранга Константинов, решил произвести ремонт своими силами, здесь же, на рейде. В результате канлодка уже который день торчит в семи с четвертью кабельтовых от «обсервационной» баржи, и гардемарины ежеутренне наблюдают на её палубе знакомую суету.
Николка точно знал расстояние до баржи – вчера днём, закончив перетаскивать на «Дождь» оборудование, он опробовал на ней лазерный дальномер. Прибор доставил на «Дождь» Никонов – капитан второго ранга вчера утром явился на рейд на приданной Отряду миноноске № 141; вместе с ним пришёл пароход «Вайткуле», наскоро переоборудованный в минный транспорт. Пароход тянул на буксире барказ для постановки мин, и теперь на Транзунском рейде собрался весь «Особый отряд минного комитета»
Часа в три пополудни принялись за дело: брали засечки по створовым знакам и рыбацким лачугам. Штурман «Дождя», молоденький, похожий на девицу мичман Посьет пересчитывал показания, сверяясь с таблицами, удивляясь точности измерений.
Поупражнявшись на береговых объектах, приступили ко второму этапу. Дали сигнал на миноноску; Никонов называл ориентиры, миноноска шла от одного буя к другому, а Посьет старательно фиксировал команды, отмечая её курс. Георгий работал с дальномером, Николка репетовал команды по рации. На миноноске с рацией работал Иван; кораблик выполнял повороты и менял курс за несколько секунд до того, как сигнальщик успевал отмахать команду флажками. Никонов довольно улыбался, а Посьет недоумённо хмурился, черкая в блокноте.
Описав три широкие циркуляции, миноноска подошла к «Дождю». Это было забавное судёнышко – узкое, длинное, похожее на гоночную гребную восьмёрку. Построенная десять лет назад на Балтийском заводе, она поначалу носила имя «Коноплянка» и была вооружена шестовыми и буксируемыми минами. Но прогресс не стоит на месте – два года назад «Коноплянку» переименовали, заменив имя безликим номером и перевооружили, воткнув на судёнышко два метательных минных аппарата. Иван немало подивился, разглядывая эти творения военно-технической мысли.
Сигарообразные, двух с половиной метров в длину, метательные мины, несмотря на название, походили скорее на артиллерийские снаряды, нежели на «мины Уайтхеда» – так здесь называли торпеды. Своего двигателя у метательной мины не имелось; ее выстреливали зарядом пороха из трубы пусковой установки, после чего снаряд шёл к цели по инерции.
Чтобы ударить такой миной по вражескому кораблю, требовалось подойти к нему на сто двадцать футов, или сорок метров; начинку мины составляли полтора пуда динамита или пироксилина. Осмотрев это грозное оружие, Иван поведал товарищам, как в начале двадцатого века, при осаде далёкой китайской крепости Порт-Артур из таких вот «миномётов» русские солдаты обстреливать минами японские окопы. Николка тут же припомнил недавний рассказ Корфа: первый миномёт уже доводят до ума на Тульском оружейном заводе.
На этом гидрографические изыскания первого дня закончились. С утра машинная команда «Дождя» возилась с разборкой холодильников, матерно понося халтурщиков Балтийского завода и свою нелёгкую долю. С «Вайткуле» на минный барказ передавали конические мины Герца и тщательно укутанные мешковиной новые шаровые «якорные мины с тележкой» системы капитана Никонова. Их предстояло опробовать на следующий день, причём никоновские изделия будут ставить и с миноноски, на корме которой наскоро приспособили рельсовый слип, вмещавший три минные тележки, и с барказа, оснащённого грузовой стрелой. Промеров и прочих гидрографических работ на сегодня не предвиделось, так что мальчики, устроившись, кто где, занялись зубрёжкой – через две недели предстояли испытания по морской практике. Принимать их должен старший офицер «Дождя», тот самый мичман, что торчит сейчас на мостике, возле прикрытой парусиновым чехлом револьверной пушки.
Николка вздохнул и открыл учебник:
«Вооруженiе военныхъ судовъ», капитанъ 1 ранга К. Посьетъ. Санкт-Петербургъ, въ типографiи Морскаго кадетскаго корпуса. 1859 год.
«Интересно, а кем приходится автор нашему штурману? – лениво подумал мальчик. – Судя по году выпуска – отцом, или, может, дядей? Но как же зубрить неохота…
И с тяжким вздохом открыл раздел «Такелажныя работы»:
«… Пробу смоленаго новаго такелажа, при прiемѣ съ заводовъ и отъ поставщиковъ, производить посредствомъ навѣшенной тяжести на нитяхъ 6-и футовой длины и рвать ихъ порознь, дѣлая для каждаго троса не менѣе 10-ти пробъ, и если таковой длины нити, или каболки № 20-го (*) выдержатъ вѣсъ въ сложности на каждую каболку въ тросовой работѣ въ 3 пуда 30 фунтовъ, въ кабельной въ 3 пуда 20 фунтовъ, а в ликъ-тросовой № 37-го въ 2 пуда 30 фунтовъ, то таковые тросы, кабельтовы и ликъ-тросы признавать к употребленiю благонадежными…»
Свихнуться можно… а что делать?
* * *
– Так отец твой сейчас в Египте? Древности ищет?
Иван покосился на источник голоса. Справа, на песке возлегает гардемарин второго специального класса Воленька Игнациус. Голландка, вместо того, чтобы украшать торс гардемарина, снята и подсунута кулём под голову. Воленька с утра отряжён в команду для производства «работ по особому Минному комитету», а именно – фотографической съёмку минной постановки. Снимали и на видеокамеру на громоздкий, заряжаемый стеклянными пластинками фотоаппарат, с которым Воленька отлично умел обращаться. К тому же, в Морском училище он числился фельдфебелем роты, в которой состояли мальчики – так что и здесь, на практике, ему пришлось присматривать за необычными кадетами.
Чтобы не рисковать опытными «никоновскими» минами, которых имелось всего шесть штук, место выбрали недалеко от берега – там, где мелководье сменяет подходящая для минной постановки глубина. Длинная каменистая коса, та самая, на которую выскочил злосчастный «Дождь», прикрывало акваторию от волны из залива – иначе дорогущие мины могло унести в открытое море.
Никонов, смирившись с тем, что из-за «Дождя» отряду предстоит еще долго торчать на Транзунском рейде, договорился с училищным начальством, и теперь привлекал к работам гардемаринов с обсервационной лоханки. Так что училищные ялы-шестёрки с вымпелами Морского училища с утра нащупывали промерами кромку песчаной мели, за которой дно шло на глубину и обозначали её красными пробковыми буйками.
