– третьего сына кассельского раввина, наречённого при рождении Исраэлем Бер-Йошафатом – она соизволила сменить наряд на последнюю, весьма соблазнительную «домашнюю» модель своего ателье.
На следующий день газеты вышли с кричащими заголовками: «Русская француженка с истинно американским размахом бросает вызов шведским понятиям о приличии!» Тиражи улетали с лотка – редакторы решились сопроводить статью фотографиями с последних показов купальных костюмов «модного дома Вероники». В пику чопорным скандинавам, русская предпринимательница сразу огласила программу своего конкурса: дефиле в вечерних платьях, в национальных костюмах, групповой показ – и наконец, гвоздь программы, дефиле в купальниках! Конечно, никакого «чисто мужского жюри, оценивающего претенденток за закрытыми дверями», как объявили шведы – с самого начала подразумевался аналог каннской «ковровой дорожки». Участниц ждали индивидуальные фотосессии, для чего из России выписали волшебников «фотографического бюро Болдырева»; газеты сулили «специальные приложения» в виде фотографических альбомов. И главное – контракты с «Модным домом Вероники» на европейские и американские турне новоявленных подиумных див!
Затея шведов немедленно стушевалась на фоне кипучей деятельности гостьи из дикой России. Побарахтавшись недели две, они явились к Веронике на поклон. Та оказалась милостива к побеждённым – не пропадать же фотографиям претенденток, скопившимся в стокгольмском почтовом ящике?
Конкурс был сдвинут, но лишь на полгода – Вероника считала, что надо ковать железо, пока оно горячо, и самолично отправилась в Ниццу, дабы на месте заняться приготовлениями к шоу.
Здесь и крылся подвох – Яша никак не мог, не нарушая свою легенду, отправиться вслед за взбалмошной гостьей из будущего! Ну не по чину скромному (хоть и не нищему) студенту баловать себя поездками в Ниццу! И не в деньгах только дело – процесс превращения вчерашнего житомирского приказчика в парижского студиозуса был ещё далёк от завершения. И, если в пансионах Латинского квартала Яша терялся, как жёлтый лист на осенней аллее, то в Нице студент из России, да ещё и с ярко выраженной местечковой внешностью, окажется белой вороной. Так что, здраво оценив ситуацию, Яков Моисеевич поощрил некоторой суммой «пажа», собиравшемуся к тёплому морю вслед за госпожой, обновил знакомства из числа богемных служителей – а сам отправился в Россию, на каникулы.
Он, разумеется, регулярно посылал Корфу отчёты о проделанной работе, но за год с лишним накопилось много такого, что желательно бы передать из рук в руки. К тому же, затея беглянки открывала некоторые перспективы, иих тоже следовало обсудить – причём исключительно в личной беседе. Вот ради этого Яша и появился на берегах Невы. Сдав тонкую (только самое главное!) папку с документами, он, не задержавшись в столице лишнего часа, оправился в Москву. Надо было проверить, как идут дела в «Розыскной конторе Гершензона», обосновавшейся на Варварке, в помещении бывшей часовой лавки Ройзмана. В отсутствие Яши делами там заправляла невзрачная мышка Наталья Георгиевна; компанию ей составлял бывший охотнорядский шпанёнок Сёмка, которого теперь даже городовые не называли, иначе как Семёном Порфирьевичем. Дела у конторы шли великолепно; очередь из солидных клиентов выстраивалась на месяцы вперёд. Кадров отчаянно не хватало, и Наталья Георгиевна уже стала поговаривать о создании при агентстве «школы частного сыска». Сёмка (простите, Семён Порфирьевич) готовился экстерном сдать за первые три класса гимназии, а Роман, опекавший детище Яши от лица Д. О. П., подал Корфу записку о привлечении на практику в контору студентов с юридического факультета Московского Императорского университета.
В Москве Яша пробыл недолго – через три дня он сидел в знаменитом кресле перед камином Корфа. Пока Яков Моисеевич наводил шорох в Первопрестольной, барон успел изучить Яшину папочку. Так что разговор шёл обстоятельный, без излишней в подобных делах спешки. Порфирьич – барон не стал изменять своим привычкам, других слуг в доме не было, – подал кофе, ликёр и сигары. Яша с удовольствием раскурил зеленоватую «гавану» – за время проживания в столице Третьей Республики он пристрастился к этой привычке.
– Что ж, Яков Моисеевич, как я и говорил, Департамент вполне вами доволен. – повторил Корф. – Документы мы изучили, непонятные моменты нам с вами удалось прояснить. Что касается мадемуазель Вероники…
Барон сделал паузу для того, чтобы крошечкой серебряной гильотинкой отрезать кончик сигары. Яша молча ждал.
– Так вот, что касается мадемуазель Вероники – её затея с конкурсом красоты пришлась очень кстати. Дело в том, что у нас тут открылись некоторые… хм… обстоятельства.
Яша понимающе усмехнулся. Он не зря ездил в Москву и был в курсе «обстоятельств».
– Вот-вот, именно это я имел в виду. – кивнул Корф. – Так что мадемуазель Вероникой займусь теперь я сам – разумеется, с привлечением новог сотрудника. То есть – сотрудницы. А для вас, Яков Моисеевич, у нас есть дело иного свойства. Вы не против, как встарь, поработать, так сказать, на внутреннем фронте?
Яша пожал плечами. Ему, конечно, нравилась парижская жизнь, но визит в галантную столицу мира он рассматривал лишь как прелюдию к серьезным делам дома.
– В последнее время в Петербурге активизировались некие круги… скажем так – хорошо забытые. Вам ведь известно, что государь Александр Первый некогда высочайшим рескриптом официально закрыл все масонские ложи России?
– А так же иные тайные общества. – кивнул Яша. – Что, увы, не предотвратило беспорядков на Сенатской площади. Да, конечно, настолько-то я с историей знаком.
– Вот и отлично. Тогда вам, разумеется, известно и то, что в Европе – в Англии и Франции – подобных запретов не было. Там русские масоны активнчали на протяжении всего этого времени.
– Да, разумеется. Французская ложа «Великий Восток» не прекращала своей деятельностии до сих пор интересуется русскими делами.
Барон наклонил голову в знак согласия.
– В последние годы на эзотерических горизонтах появились новые фигуры. Это, прежде всего, мадам Блаватская с её Теософским обществом, а так же некоторые новые лица: мэтр Папюс
[90]
и…
– … и, вероятно, Уэскотт с его новорождённой «Золотой Зарёй». – подхватил Яша. – Я ещё в Париже наслушался об этом господине. Он ведь, кажется, и в России успел побывать?
– Причём – дважды. – подтвердил Корф. – Дома ему не сидится! Что, кстати, особенно подозрительно, ведь детище мистера Уэскотта ориентировано в основном, на европейскую оккультную традицию. А в наших теософических кругах правят бал птенцы гнезда мадам Блаватской.
– Так их же запретили? – удивился Яша. – То есть не их, конечно, а масонов – но яблоко от яблони…
– Запретили. Но, несмотря на это, деятельность мелких лож в провинции никогда окончательно не прерывалась. Масштабы, разумеется, не те – эти господа либо занимались благотворительностью, либо с головой уходилив спиритуализм. Вот, прошу… – и барон бросил на стол журнальчик в скверной желтоватой обложке.
