Шагая на юг по Бродвею, он набрел на огромное промышленное здание с декоративным чугунным литьем на фасаде. На первом этаже располагался ряд элегантных ресторанчиков и бутиков, остальные были отданы под элитное жилье. Однако во времена его детства здесь находилась типография, в которой его отец тридцать лет проработал линотипистом. Каждый раз, когда Мардер проходил мимо, у него немножко щемило сердце. Возможно, дело в банальной ностальгии, но Мардер полагал, что с городом творится что-то неладное – по большому счету, Нью-Йорк превратился в место обитания очень богатых людей и тех, кто обслуживает их нужды. Он скучал по городу своего детства – крупнейшему порту, в который стекались грузы со всего мира. Тот город был волнующим и все же понятным, совсем не похожим на нынешний, – теперь сюда не доставляют ничего, кроме цифр, тут не производят ничего, кроме денег. Мардер полагал, что уж по этой стороне города он в отпущенное ему время скучать не станет.
Его квартира-лофт
[1]
в Трайбеке стоила сейчас за миллион, но все объяснялось просто: Мардер купил ее в начале восьмидесятых на страховку, полученную после смерти отца. «Повезло!» – говорили люди. Удачные вложения в недвижимость встречались не так уж редко, и никто особенно не удивлялся. И действительно, ему повезло, но при обстоятельствах весьма удивительных.
Поднявшись в лофт, Мардер прошел в зону, приспособленную под кабинет, сел за стол и принялся разбирать свою жизнь. Книгу, которая была у него в работе, он перепоручил другому редактору-фрилансеру, содержавшему беременную жену и двоих детей школьного возраста. Тот рассы́пался в благодарностях, но Мардер унял его; это еще было самое легкое. Затем он позвонил автору и разбил тому сердце, сославшись на неопределенные сложности со здоровьем, после чего заверил, что работа будет выполнена должным образом и что в качестве компенсации за отказ от проекта он понижает оговоренную в контракте сумму оплаты. Ему придется восполнить разницу подменяющему редактору (прекрасный человек, несколько книг в Списке
[2]
, вы будете от него просто в восторге и так далее), но это не проблема.
Третий звонок: Берни Нейтан. Когда Мардер изложил свою просьбу, бухгалтер спросил, не попал ли он в беду. Нет, ничего подобного; не мог бы Берни подготовить наличные сегодня же? Четвертый звонок: Хэл Дэниелсон, адвокат. Несколько мелких поправок к завещанию. Тот же вопрос, тот же ответ: нет, у меня все нормально.
Пятый звонок: Х. Дж. Орнстайн. Тот ответил после первого гудка. Орнстайн выпускал журнальчик левого толка, и, очевидно, неотложных дел у него сейчас не имелось. После обмена любезностями и традиционных проклятий по поводу ситуации, до которой докатилась наша великая когда-то страна, Мардер спросил:
– Слушай, Орнстайн, ты все еще живешь с матерью?
Да, и это его с ума сводит; чудесная женщина, но постоянно находиться с ней под одной крышей уже не так чудесно. Промыкавшись с ним много лет в благородной бедности, жена Орнстайна разуверилась в неотвратимой победе народного дела и подала на развод. Орнстайн поступил как порядочный человек и разъехался с ней. Мардер тоже не верил в победу народного дела, но восхищался упорством и самоотверженностью в людях. Они познакомились в колледже, когда Орнстайн пробовал себя в качестве стендап-комика – в традициях Морта Сала и Джорджа Карлина, только злее и с левым уклоном. У него была идеальная мимика, но не хватало какой-то изюминки, так что он потерпел неудачу и здесь.
Когда Мардер сообщил, что ищет приятеля, который мог бы приглядеть за его квартирой, трубка добрых полминуты шипела тишиной, затем последовал еще один внезапный всплеск эмоций. Пришлось оборвать и его:
– Нет, не благодари, на самом деле это ты меня выручаешь. Я сегодня отправлю тебе ключи и документы по почте. Сможешь въехать в пятницу? Отлично.
Прикосновением пальца Мардер вызвал на мобильном список контактов, но задумался, какой номер набрать следующим. Можно немного потянуть время. Он направился в спальню и вынул из шкафа потрепанный кожаный саквояж мексиканского производства. Мардер давно им не пользовался – теперь он брал в путешествия черный чемодан на колесиках, как и все человечество, – но рассудил, что саквояж больше подходит для его внезапно укоротившейся жизни. В саквояж отправились несколько легких рубашек и брюк, необходимое нижнее белье и туалетные принадлежности, льняной и кожаный пиджаки, кожаные сандалии-гуарачи, стопка слегка поношенных бандан, а также настоящая панама – из тех, которые можно сворачивать. Мардер положил и свой лучший костюм в чехле – на случай каких-нибудь официальных мероприятий или похорон. Затем он поставил упакованный чемодан возле кровати и открыл высокий узкий стальной сейф.
Не то чтобы он был помешан на пушках. Ему претила политика Национальной стрелковой ассоциации, а широкая доступность полуавтоматического оружия в его родной стране казалась безумием, и все же оружие ему нравилось. Мардер любовался его зловещей красотой, как любовался тиграми и кобрами, и еще он был очень недурным стрелком. Он извлек из сейфа винтовку, два пистолета и все до одной коробки с патронами. Чисто иррациональный порыв, конечно, но ему не хотелось, чтобы его наследники ломали голову, как от всего этого избавляться. Кроме того, в той части Мексики, куда лежал его путь, никогда не мешало иметь при себе оружие в дороге. Он спросил себя, а не все ли ему равно, если за его жизнь теперь отвечает эта штука в голове – что выглядела как тень на экране. У мистера Тени, как он начал ее называть, были собственные планы. Этот господин может отнять у него жизнь без всякого предуп-реждения, но до той поры он останется Мардером – и не таким Мардером, что причиняет страдания своим близким.
С той же целью он уселся за компьютер и стал подбирать себе автомобиль, поскольку не хотел лететь самолетом – так его передвижения можно было отследить. Ему понадобилось всего полчаса, чтобы договориться о покупке «Форда F-250» в комплекте с капитальным автодомом «Нортстар». Модель называлась «Свобода», что показалось ему довольно забавным, учитывая обстоятельства. Фирма располагалась в Лонг-Айленд-сити, и Мардер условился забрать у них машину ближе к вечеру. Еще один звонок Берни: отправь с курьером чек в автосалон. На этот раз Берни вопросов не задавал.
Мардер развернулся в кресле и окинул взглядом свой кабинет, размышляя о том, какую же невероятную уйму времени провел в этих стенах. Две из них, примыкавшие к его столу, были выкрашены в бледно-желтый. В одну встроено промышленных размеров окно с видом на Уорт-стрит. Стена за его спиной, как и другая боковая, была кроваво-красной. Этот участок кабинета раньше принадлежал Чоле. Мардер обходился элегантным столом из стали и розового дерева и ортопедическим кожаным креслом, которое можно было как угодно подстраивать под себя при помощи маленьких колесиков и рычажков. Она же работала за антикварным столом со сдвижной крышкой и ячейками для бумаг, который Мардер подарил ей на пятую годовщину («деревянную» свадьбу). Сидела Чоле на старом офисном стуле, который нашла на тротуаре в дни их бедности; сиденье было обито цветастой тканью в стиле мексиканских серапе
[3]
. Часть стены над столом отводилась под толстые пробковые панели, к которым она крепила семейные фотографии, афиши, всяческие диковинки, найденные во время прогулок, комиксы, вырезки из мексиканских газет и журналов. Например, заметку об убийстве ее отца и матери. И снимок этого самого отца, Эстебана де Аро д’Арьеса, молодого и улыбчивого, с четырехлетней дочерью на руках.
