Кристина вздохнула, подбирая правильные слова. Слезы покатились по ее щекам.
— Милый Михаэль, прости меня, если найдешь силы. Я знаю, как много страданий принесла тебе, но еще больше мук терпит человек, чье сердце я разбила. Теперь я сделаю все возможное, чтобы спасти его. Не ищи меня. Если веруешь, помолись. Твоя Маленькая Птичка.
Окунув в чернильницу указательный пальчик, Кристина коснулась им листа, оставив легкий отпечаток.
— А теперь, святой отец, покажите мне путь к дому вашей сестры.
— Да, дитя. Я провожу тебя.
Оставив письмо сохнуть, Иоахим поднялся из-за стола.
Когда они покидали ремесленную лавочку, на Марцелль уже пали сумерки, погрузив город в тайну. Крупные хлопья, кружась, опускались на землю. Ветер почти стих. Под ногами тихо поскрипывал свежевыпавший пушистый снег.
Стоило им свернуть в ближайший переулок, как у ворот церкви остановилась повозка. Михаэль, спрыгнув с козел, быстрым шагом направился ко входу в храм.
Сказка Шварцвальда. Конрад Справедливый
Епископ Конрад Макленбургский, названный народом Справедливым, после утренней литургии удалился в свои покои при монастыре Святого Франциска.
Следовавший за ним по пятам внимательный служка помог снять митру и тяжелую, расшитую серебром казулу
[45]
, оставив Светлейшего в фиолетовой, соответствующей высокому сану сутане. Конрад взял в руки приготовленный список заключенных, при слушании дел которых он был обязан присутствовать на муниципальном совете после полудня, и устало махнул рукой, отсылая клирика прочь. Ему хотелось оставшееся свободное время провести в одиночестве, поразмышлять над судьбами людей, имена которых друг под другом были прописаны на пергаменте.
В самом конце списка с намеренным отступлением читались три имени, выделенные двойным нажатием пера. В дознании оных участвовала Святая инквизиция. Епископ брезгливо поморщился, на его высоких скулах пролегли глубокие продольные складки. Он предчувствовал занудный и надоедливый процесс переливания из пустого в порожнее, время от времени отягощаемый пытками, которому предстояло окончиться уже привычным забиванием несчастных камнями или сожжением на городской площади. Смрад горящего человеческого тела, предвосхитив итог размышлений, проник в сознание епископа, заставив его болезненно скривиться.
Он устал искать происки Дьявола там, где их не могло и не должно было быть.
Человеческая подлость, жадность, зависть, алчность и корыстолюбие были причинами обвинения. Вот где притаился искуситель. Надобно судить и карать самих истцов.
Но нет, этот мир безумен и примитивен. А еще предсказуем и очень скучен.
«Свободный город Фрайбург против Стефана Кугелькопфа, обвиняемого в сношении с суккубом, участии в шабаше и разврате». Донос написан ревнивой супругой бедного плотника, мечтающей отомстить мужу любым способом. Наверняка хитрая бестия таким образом пытается скрыть собственный грех прелюбодеяния.
«Свободный город Фрайбург против Иоганна Штамма, сапожника, обвиняемого в изготовлении золота колдовским путем» — оговор, подписанный завистником-соседом в надежде на часть имущества, положенного ему после осуждения доморощенного «колдуна».
Епископ поднял глаза к фрескам на потолке. Рай существует лишь на кончике кистей богомазов, в их несбыточных иллюзиях. На земле давно воцарился Сатана, проникший в сердце каждого смерда. Ничего нового гнусная каста доносчиков не придумала. Где полет фантазии, где изобретательность, где доказательства присутствия вечного зла?
«Свободный город Фрайбург против Якова Циммерманна, живописца, обвиненного в поругании святого образа Божьей Матери…»
— О, помянул блаженных, и один явился, — епископ удивленно вздернул левую бровь, достал из кармана сутаны круглое стеклышко и, вставив его в глаз, внимательно погрузился в чтение предварительного обвинения городского совета.
«…обвиненного в богоотступничестве и еретических высказываниях в момент задержания, происходящего в присутствии многочисленных свидетелей».
Донос был не подписан. Отцы города в виде исключения приняли его от неизвестного лица, надеясь разделить доход от продажи мастерской и готовых полотен между собой.
«Странно, — прошептал Конрад, размышляя, — никакого дьявольского умысла у богомаза нет, но зачем клеветать против себя? Скорее всего, несчастный художник повредился умом или желает смерти по какой-то личной причине. Наверняка он несчастен в любви. Все романтические творцы лелеют в душе возвеличенный до апогея образ. Надо искать даму, неосторожно разбившую сердце. Все ясно наперед. Скучно…»
Он вновь был разочарован.
— Скучно мне, — произнес епископ вслух, вынимая увеличительное стекло из сияющего словно расплавленный сапфир глаза. Подойдя к окнам опочивальни, облокотился обеими руками на каменный подоконник и выглянул в монастырский двор. Там кипела будничная жизнь. Приставленные к кухне служки усердно ощипывали еще живых и треплющих крыльями кур. «Вот недоумки», — вздохнул Конрад. Двое монахов, дав глупцам совет свернуть наперед птицам шеи, повели за ворота на убой испуганно блеющего барана. Пережившая сорокадневный пост братия наслаждалась разговением. Несколько темных силуэтов метнулись от канцелярии, исполняя поручения.
— Скучно, — уныло повторил Конрад и, подойдя к письменному столу, дернул за висящий в углу колокольчик. В ту же секунду в открытой двери возник молодой прислужник. Епископ одарил юношу нежным взглядом и произнес:
— Вели позвать мне ожидающего человека из гостевых покоев, сын мой!
Монах, по-девичьи покраснев, подобострастно откланялся и исчез.
Конрад вновь отошел к окну, наблюдая, как миловидный слуга стремглав пересек двор, направляясь в пристройку для гостей. Вскоре он появился оттуда в сопровождении невысокого кряжистого человека, одетого в щегольской коричневый камзол из бархата с золотой вышивкой. Мужчина, придерживая одной рукой длинный кинжал в ножнах, который от быстрого шага бил его по бедру, другой — шляпу с петушиным пером, уверенным шагом проследовал за секретарем.
Епископ снисходительно улыбнулся. Ему нравилось, когда приказы выполнялись быстро и беспрекословно.
Повернувшись к зеркалу, пригладил седые волосы, придирчиво осмотрел моложавое холеное лицо, слегка погримасничал, примеряя различные образы. Сомневаясь между праведным негодованием и миросозерцательным равнодушием, остановился на благочестивой надменности.
Через мгновение быстрые шаги раздались в коридоре. После тихого стука и разрешения войти скрипнула дверь.
— Ваше Святейшество, — раздался голос за спиной.
Епископ медленно обернулся к вошедшему и направился на встречу, протянув руку для поцелуя.
