Это стало сигналом для инквизитора, что пора переходить на новый уровень пыточных экзерсисов. Пришедшие следующим утром за художником слуги епископа нашли полуживой труп, валяющийся на куче мокрой гниющей соломы. Погрузив Якова на телегу, они намеренно держали его у входа в подземную тюрьму, на виду у толпы зевак. Потом провезли ничем не прикрытое истерзанное тело, окоченевшее от январского холода, через весь город, направляясь в поместье епископа, где, по приказу Светлейшего, несчастному и невинно пострадавшему от произвола калеке была немедленно оказана помощь.
Весть о бедном художнике, чуть не погибшем от любви к прекрасной ведьме, мгновенно разнеслась по городу, и через день об этой паре уже слагали стихи и пели песни. Экзальтированные кумушки приукрашивали историю, добавляя новые душещипательные подробности. Но с еще большей скоростью город охватила ненависть к посланцу Римской католической церкви, подвергшему несчастного Якова смертельным пыткам, в то время как Конрад Справедливый оправдал его.
Несколько дней спустя от Святого Престола с тайным курьером поступило распоряжение любыми средствами приостановить народные недовольства, и синьор Батиста дель Комо в сопровождении немногочисленной свиты был вынужден в спешке покинуть Свободный город.
Его хозяин вздохнул свободно и приступил к завершающей части хорошо продуманного плана, не догадываясь, что солнечным утром через ворота Святого Мартина в город пришел особенный человек. Не теряя времени, незнакомец проследовал в гостиницу для паломников при францисканском монастыре и попросил несколько ночей приюта.
В чем ему не было отказано.
Сидя в маленькой келье, освещенной лишь светом факелов, отрезанная от белого света, от любимых людей, Кристина погрузилась в привычный мир иллюзий и снов.
Ее сознанию, отрешившемуся от тела, были не страшны толстые стены и крепкие замки. Пройдя ворота сна, оно уносилось вдаль, покоряя все новые и новые пространства и миры. В одном из них, тайном, заветном, она вновь была маленькой девочкой, играющей в салочки с Зеленым Питером и Щеголем. А мудрый Старик и капризная фея Элло наперебой рассказывали ей новости о великом переселении маленького народа из Черного Леса в сказочные пещеры Гарца.
Кристина запрещала себе страдать по Якову. Беззаветно поверив Конраду, она ждала только хороших новостей. Ее любимый наверняка уже свободен, он вернулся в свою художественную лавку и вновь пишет ее портрет. Ей хотелось думать именно так.
И когда одним днем ее навестил Михаэль, нерешительно замерший на пороге, потому что его привыкшие к свету глаза не сразу разглядели в полутьме каморки свернувшуюся комочком на кровати Кристину, она встретила его веселым жизнерадостным смехом, говорящим скорее о безмятежном настроении, чем о помрачении ума.
Люстиг недоверчиво оглядел подругу, внезапно испугавшись, что от горя и одиночества та окончательно обезумела, но потом нежно обнял и по-братски поцеловал в лоб. Новости, что он принес, были одна мрачнее другой, и Михаэль мучительно размышлял, с которой следует начать.
Маленькая Птичка сама приняла за него решение. Усадив рядом на край кровати и доверчиво взяв за руки, задала единственный вопрос, отвечать на который Михаэль боялся больше всего:
— Скажи мне, милый, давно ли ты видел Якова? Где он сейчас? Вернулся ли в Марцелль?
Люстиг молчал. Его руки сжали дрожащие пальчики девушки. Пряча глаза, он мучительно подбирал слова, опасаясь, что страшная правда навредит матери его ребенка.
— Ты спросила про Якова… Да, я видел его несколько дней назад. Говорят, сейчас у него все хорошо. Но… в Марцелль он так и не вернулся. Он неподалеку отсюда. В часе езды верхом. В поместье епископа за ним хороший уход.
Его голос сорвался. Руки Кристины заледенели, а глаза налились слезами.
— Продолжай… Умоляю, скажи мне все.
Михаэль, тяжело вздохнув, произнес неизбежное:
— Твой художник более не сможет держать кисть. Старательные палачи инквизитора раздробили ему три пальца на правой руке, пытаясь вытянуть признание.
Кристина перестала дышать. Ее глаза поедали Михаэля, а губы требовательно шептали:
— Продолжай…
— Лицо покрывают ожоги от раскаленного пыточного прута. Думаю, ненавидящий молодость испанский кровосос намеренно уродовал его. И… еще… Я не знаю, как сказать тебе об этом… — на краткий миг Люстиг замолчал. — Ты только не волнуйся, — Михаэль прижал ледяные руки подруги к груди. В его голосе звучало нескрываемое сочувствие.
Кристина послушно закивала головой:
— Говори, я слушаю!
— Яков теперь не может ходить без костылей. Палач, растягивающий его на дыбе, ненароком вывернул несчастному бедро.
Девушка вытащила дрожащие пальцы из рук Михаэля и закрыла глаза. Ей хотелось плакать, но слез опять не было. Хотелось кричать, но на это не находилось сил. Неожиданно она улыбнулась и спокойно произнесла:
— Главное, он жив. Остальное неважно…
Михаэль опустил голову, скрывая набежавшие от обиды слезы. Он нещадно завидовал богомазу, уродцу, колченогому калеке, которого больше жизни любила самая дорогая ему женщина, та, что к середине следующего лета станет матерью его ребенка… Ребенка, которого он никогда не сможет носить на руках, потому что уступит Кристину другому. Разум Михаэля отказывался подчиняться происходящему.
Девушка поднялась на ноги и, прикрыв живот руками, прошла к маленькому окну в стене.
— Это еще не все новости, не правда ли? Продолжай, — произнесла она глухим незнакомым голосом.
Опустив голову, Михаэль выдохнул:
— В Фогельбах пришла чума… До меня дошли слухи, что власти Марцелля оцепили деревню, не позволяя ее жителям выходить из домов. Уже есть умершие. Твой молочный брат Ганс и Берта… Матушка Хильда, ухаживавшая за детьми, сейчас тоже при смерти. Точнее, пока шло известие, она скорее всего преставилась…
— Отец! Что с ним? — голос Кристины сорвался.
— Вильгельм жив, — Михаэль намеренно называл краснодеревщика так, не желая признавать его отцовство. — Его тело было крепко, он пережил болезнь. Баронесса позволила ему переехать в замок, и сейчас за ним хороший уход.
Кристина облегченно выдохнула.
— Но это еще не все? Ведь так? — ее блестящие от волнения глаза смотрели на Михаэля.
— Да… — он в бессилии сжал кулаки. — Кормилица арестована по подозрению в колдовстве и, по распоряжению епископа Фрайбургского, направлена под стражей в город. Она уже здесь, помещена в отдельную тюремную камеру. Конрад, несмотря на посулы, отказал мне в возможности увидеть ее, — молодой человек вздохнул. — Вот теперь все мои черные новости закончились.
Кристина повернулась от окна и, подойдя к Михаэлю, неожиданно положила руки ему на плечи.
— Помнишь, в детстве мы с тобой поклялись, что никто не сможет разлучить нас, что мы всегда придем друг другу на помощь?
