Художники, которые поднялись на Гямигая на две с половиной тысячи лет раньше нас, изобразили оленей, горных козлов, змей, сцены охоты, сцены быта, оставили пока не вполне понятные ритуальные символы. Около полутора тысяч рисунков исследовано, о том выпущены статьи и монографии. Правда, знакомясь с ними, я не встретил намека на два простых вопроса, которые нельзя не задать, побывав на Гямигая. Первый – почему художники поднимались именно сюда, а не куда-то еще, чем влекли их эти холодные, труднодоступные камни? И второй – как, каким инструментом они создавали свое древнее искусство?
Вопросы не простые, хотя и звучат просто.
Бытующее в Азербайджане мнение о городе или крепости на Гямигая, по-моему, лишено всякого смысла. О каком городе речь, если сюда нет дорог? Если зима здесь десять месяцев в году? Если внизу богатая, щедрая для проживания долина? Мнение о городе высказали люди, слабо знакомые с реальной жизнью, не бывавшие в горах.
Гямигая – это пример сурового искусства, когда словами объяснять трудно, древнюю живопись надо видеть, чувствовать и понимать. Тюрки выбирали для своих «галерей» высокие горы, где человек ближе к Небу, к Тенгри. Сюда приходили в особые минуты. Приходили в белых одеждах, по завету Ноя несли жертву, поминали сородичей, ушедших в мир иной, помогали им или, наоборот, просили их о помощи. То была площадка общения двух миров – прошлого и настоящего.
По преданию, душа тюрка после смерти не умирает, а превращается в снежинку, она опускается на вершину высокой горы ждать Высшего Суда. Отсюда белый цвет траура, который был у наших предков, – то цвет чистоты и памяти.
На вершине горы люди просили Всевышнего отпустить грехи усопшему и не быть слишком строгим. Потом складывали из камней обо, или гурий. Два-три камушка ставили один на другой. На всякий случай, как напоминание о просьбе и о себе, они говорили: «До погребения никого нельзя считать счастливым». На вершине хоронили праведников, совершивших подвиг во имя Тенгри. Экспедиция убедила меня, Гямигая – это место паломничества. Святое место. Да, гора напоминает корабль, но – корабль памяти. Чтобы увидеть его, требуется чистая душа. И немалое воображение…
Гора Гямигая. Нахичевань. Азербайджан
Когда я посмотрел ночью из палатки на гору с ее вершины, в полнолуние, то был сражен строгостью пейзажа, вдруг открывшегося в серебряном свете. Внизу сплошные облака, клубы тумана, они, словно волны в океане, заволокли все вокруг, а над ними гора, как черный корабль-призрак, и бескрайнее звездное небо вокруг. Ничего больше нет. Фантастическое зрелище, в центре которого вечность и ты на палубе поднебесного судна. Я чувствовал себя ступившим на небеса. Это, наверное, почувствовали и предки, других ощущений тут просто быть не может.
Конечно, паломникам гора казалась причаленным судном, потому что из нее выступали три скалы – базальтовые столбы, точно как на Оби (Оба), на Енисее (Анасу), на Лене (Илин) и в других местах Древнего Алтая.
К скалам, напоминающим Родину, Ной и «причалил» ковчег. Потом землетрясение разрушило «причал», оставив груду обломков, ровной грядой сползающих вниз, и камни, опять же знак памяти, привлекли к себе древних художников. Лишь на черных базальтах встречаются их рисунки! Эти камни кажутся натертыми маслом или лаком, они тяжелее и отличаются от всех других, что на склоне. По оценкам геологов, в них много железа и цветных металлов…
И ответ на второй мой «простой» вопрос таит нюансы историй, где читается Время. И он связан с приходом на Кавказ тюркской культуры, которую, кроме веры в Бога Единого, отличало железо, ведь Ной сам был из рода кузнецов (ковачей), он первым сделал плуг и железный серп, о чем тоже сообщила легенда. А это не случайные сведения.
В ту пору орудия труда «остального мира» были из меди и бронзы, железо всюду называли редкостью и ценили выше золота. Лишь одни тюрки считали его обычным рабочим металлом. Сомневаетесь? Тогда возьмите медный гвоздь и вырежете им на базальтовой скале знак. Любой. Царапины не получится – медь мягче базальта. Значит, древних художников отличал не только вкус, но и стальные долота, молотки. Иначе их наскальное искусство невозможно.
С легкой руки Ноя Закавказье стало «пристанищем» вишапов и страной железа: к концу 1-го тысячелетия до новой эры археологи фиксируют появление государства Парфии и массовое использование железных изделий, полученных по алтайской технологии… Почему? Нет ответа, да и не могло быть. В советские времена не задавали вопросов, связанных с историей тюрков! Сейчас другое время, но в Азербайджане ничего не изменилось, его наука живет по старым часам. А жаль…
Задал бы еще ряд вопросов. Например, что означают библейские имена – Адам и Ева? Или – почему дети Адама, Каин и Авель, выбрали себе профессии земледельца и чабана? Подчеркну – тюрки в древности были «пастырями овец», лишь они обрабатывали землю железным плугом (точнее, чугунным сошником), который придумал Ной. Археологи это подтвердили, они нашли на Алтае плуги, сошники, серпы, что становится уже не случайным совпадением, а информацией о социальных категориях алтайского общества. [119] Здесь есть над чем поломать голову. Это ли не повод задуматься об иных книгах Ветхого Завета – в какой социальной среде появились они, если их персонажи делали то, что не делал никто, кроме тюрков?
Подобного не скажу о Новом Завете, авторами которого были Матфей – мытарь (сборщик податей), Марк – переводчик, Лука – врач, Иоанн – рыболов. Никто из апостолов не знал «тюркских» профессий, потому что жил в другой социальной среде – без овец и обработанной плугом земли.
А потомки Каина стали «ковачами», то есть металлургами. Что, опять тюрки?..
Впрочем, не буду задавать вопросы, которые интересны лишь мне да читателям, понимаю, «независимую» на уку постсоветских стран они не интересуют. Идей после развала СССР в науке не прибавилось, свежих взглядов – тоже. Вот и топчутся наши отнюдь не великие ученые на месте, между вчера и сегодня, не думая о завтрашнем дне.
Знаю, мои выводы в очередной раз вызовут протесты оппонентов, новую волну доносов. Уже слышу их негодование. Что ж? Будем спорить, чтобы сообща идти к Истине.
Еще один знак перемен нашей жизни – храмы, которые я видел в Нахичевани, и они – штрих Великого переселения народов, штрих Древнего Алтая. Зримый знак той эпохи, когда тюрки еще не сошли с Небес, на которые вознесла их вера. Восьмигранные стены, шатровые купола уже стали частью культурного пейзажа города, их реставрируют. Прежде в храмах справляли тенгрианский обряд, но после принятия ислама к ним стали пристраивать здание мечети: соседство старого и нового не противоречило друг другу, ислам нес идею Бога Единого. Эти архитектурно сложные постройки тюрки называли кошени (от «кош» – соединять) и тем подчеркивали свою веротерпимость.
Именно такое «соседство» отца и сына я встретил в реставрируемом духовном комплексе около крепости Алинджа. Да и в самой Нахичевани. Древняя религия предков не забыта, хотя ничто уже не говорит о ней… Первый храм здесь создал Всевышний – пещеру Асхабу-Каф, ей, видимо, посвящены строки 18-й суры Корана. Символично, знаком светского знания в суре выступает вишап – рыба (аят 60 (61)), правда, еще не каменная. [120] Напомню, по-тюркски «вишап» (башапа) означает «отец истока». О поиске истока и идет речь в суре.
