Ну скажите, какую ссылку дать человеку, который не подозревает, что на свете есть тюркская культура? Он либо отрицает ее, либо видит в ней воплощение дикости. Третьего ему не дано.
Уже с первых страниц моя «Полынь…» показывала иезуитскую суть «официальной» науки, ибо сказано: у иезуита на языке мед, в сердце желчь, а в делах обман. Я полагал, знание есть сила, против которой не устоят даже окаменелые заблуждения. И в голову не приходило, что люди, называющие себя «профессионалами», столь дремучи.
Хотя в народе говорят: тот, кто много грешил, по жизни умен. Здесь иной случай. Цельное полотно истории изорвали на лоскуты – для каждой страны, для каждой эпохи – свой лоскуток. Этот разорванный мир кажется им нормой.
Моя позиция иная. Я говорю о непрерывном историческом процессе, о единстве пространства и времени. И слышу в ответ – это безумие. Кто прав? Судить не мне. Но знаю, есть только один Суд – медленный и верный…
«Безумец жалуется, люди не знают его, а мудрец жалеется, что он не знает людей», – сказал великий Конфуций. По-моему, сказал как раз для нашего случая, в его словах ключ к пониманию Жизни.
– Много ли, на ваш взгляд, осталось «белых пятен» и других загадок истории?
– Море. Это сегодняшняя эпоха и вся вчерашняя. Советский период – сплошное белое пятно с пестрыми заплатами. Весь латаный.
Даже намеками не говорим о событиях, сломивших Дешт-и-Кипчак и Русь, потом царскую Россию, потом СССР, все время помним о цензуре! Страх, посеянный иезуитами, мешает сказать правду, мешает принять правду.
Россия патологически боится правды. И себя. А если люди в стране не знают своих истинных героев, то, по-моему, они уже не народ.
Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?
Не будем обманываться, живем мы теперь в барышнической России, где продано и куплено все. Растерян опыт ушедших поколений, забыта честь, достоинство. Вот и стоим в хвосте, едва ли не последними, делим 179-190-е места в мировой табели о рангах. Закономерный итог для страны с «лакированной» историей. И все почему?
Потому что никогда не даст плодов та яблоня, что весной не цвела.
– Читателей давно занимает вопрос – как вы стали тюркологом?
– О себе говорить трудно: много скажешь – подумают, хвастает, мало – скромничает. За писателя говорят его книги и сплетни, на которые щедры завистники. Больше, чем написал в своих книгах, рассказать о себе не смогу, там весь я, от первой до последней строки.
Пусть читатель судит обо мне сам.
Желание узнать свою родословную обернулось книжкой «Мы – из рода половецкого». Ее начал с вопросов: «Кто есть я? Что есть мои корни?» Это некая автобиография потерявшегося тюрка, который, просыпаясь после долгого сна, открывает Родину и себя… Главное здесь – удивление человека, понявшего, что он тоже человек, что у него, как и у остальных людей, есть предки, есть история. И ему не стыдно за них.
Сожжение разрядных книг при царе Федоре Алексеевиче. Гравюра из издания В. Е. Генкеля «Русская галерея. Сцены из русской истории».
Вместе с книгами сжигали память о родословии. Русь с ее боярством уходила в небытие
С открытия себя начал в 1991 году серию книг на тюркскую тему, ведь подобные вопросы волновали многих, не только меня. Исследовал, чтобы понять, откуда мы, куда идем… то было прозрение, оно учило думать, не торопясь.
Кто знает, не тот ли шаг – ступень мудрости человека? Если захотел понять ложное, что окружает тебя, значит, ты начал самостоятельно думать, вернее, анализировать известное, не так ли? А если твоему примеру последуют другие, то и у них, у этих других людей, изменится сознание, они тоже научатся отделять ложь от правды.
И нам легче будет разбираться в жизни.
Думающее сообщество людей, которых объединили книги. По-моему, звучит неплохо, хотя, понимаю, это – не прозревший народ. Скорее, аристократы духа, таким еще на заре человечества Судьба уготовила роль первопроходцев. Кто-то же должен начинать.
Разумеется, о книгах я не помышлял, пока не обрел читателей. Сначала в журнальных статьях и очерках и только потом в книгах. Они – люди разных национальностей, живут далеко друг от друга, но нас объединило желание познать себя и мир, в котором мы живем. Это же интересно. Так мы породнились: я узнавал мир людей и нес ему свои знания… Старался, как мог, вырваться из информационного вакуума, который окружает нас всю жизнь. Иногда получалось.
Такова Москва, где со времен Ивана Грозного все поделено надвое. Одно – для своих, другое – для всех.
Ведь мое детство прошло в Москве, где в силу известных причин родители никогда не говорили о нашей семье, ее прошлом, дедушках и прадедушках. Мы жили по-русски, как все в этом интернациональном городе: во врожденном страхе сказать что-то лишнее. И тем навредить себе или кому-то близкому.
После восьмого класса из-за отчаянной нужды пошел на завод «Станколит» учеником токаря, вечером учился в школе рабочей молодежи, занимался спортом. Это – мое детство, оно прошло в Марьиной Роще, бандитском районе Москвы, где мало кому удалось избежать тюрьмы. Дрался за себя, за друзей, иначе попал бы в шайку, где заставят прислуживать или воровать. Привод в милицию – обычное дело на нашей улице, благо отделение находилось через два дома. А как подрос, стал скупиться свободой, которую уже ценил, поэтому ушел с улицы в библиотеку. К книгам.
Там, в детстве, было два мира – мы и они. Эти враждующие миры окружают меня всю жизнь, такова Москва, где со времен Ивана Грозного все поделено надвое. Одно – для своих, другое – для всех.
Когда окончил школу, узнал, что я кумык и это плохо. Хуже, чем вор. Меня не взяли в престижный институт из-за «плохой» национальности, хотя экзамены сдал и проходил по конкурсу. То был хороший урок, поучительный. Жизнь делала меня «тюркологом», а я не понимал, противился. Поступил на вечернее отделение МГУ работал и учился, закончил географический факультет и там же целевую аспирантуру.
За время учебы получил еще несколько хороших уроков: каждый был ударом в одну и ту же «национальную» точку, каждый сослужил мне службу… Особенно когда за просто так чуть не лишили диссертации. Оппоненты не брезговали, действовали, как лагерные… Спасибо им за учебу. Теперь понимаю, это Небо проверяло на стойкость, не давало озлобиться – Москва «выковала» меня.
В научной работе я увлекся экономико-математическим моделированием освоения Сибири и Севера, почему – ответить не смогу. Может быть, мода, может быть, тоже Судьба. Словом, на родину предков, на Древний Алтай, я шел не сам, меня все время кто-то настойчиво «вел».
Правда, о древних тюрках тогда мало что знали, все говорили о величии Сибири.
