Нора Макарти, раздевшись совсем догола,
Постирала одежду, бельишко и все, что могла.
Тут коза прискакала и, мигом схватив кружева,
Изжевала в лохмотья, до дыр — и была такова.
«Пэт, туши свет скорее, — мужу Нора сказала. —
Я плохая жена, я все-все потеряла.
Все добро, что я тяжким трудом наживала,
В одночасье Макгинти коза изорвала».
Клэр расхохоталась и добавила:
— Чудная песня! Дес, ты должен послушать ее в исполнении дуэта «Два Боба».
Десмонд только головой покачал и с величайшей осторожностью начал переодеваться.
— Сделай одолжение, Клэр, не называй меня Дес. Меня зовут Десмонд.
— Ах, скажите, какие сложности! И вообще, скоро я буду называть тебя «дорогой». А вот, еще спою! — И запела: — «Можно звать тебя любимой, девочка моя? Можно звать тебя любимой, я влюблен в тебя…»
Уже на корте Десмонд сказал:
— За это я из тебя сейчас душу выну!
Они сыграли без остановки два сета подряд, немного передохнули в павильоне и продолжили игру, закончив ее вничью. С корта они ушли вскоре после четырех, а у павильона их поджидал Патрик.
— Бриджит тут подумала, что вам, наверное, надоел лимонад, и поэтому она интересуется, не хотите ли зайти в дом, выпить чайку.
Десмонд вопросительно посмотрел на Клэр, которая жизнерадостно воскликнула:
— Полагаю, не откажемся. Что скажешь, Десмонд?
И они побежали в павильон переодеваться. Клэр, по заведенному обычаю, первой отправилась в душ, а Десмонд тем временем прошел в мужскую раздевалку. Только-только он успел стянуть с себя майку, как услышал из душевой душераздирающий вопль Клэр.
— Ой, Дес, Дес! Скорее! У меня что-то с глазом.
Клэр стояла совершенно голая под струями воды, точно Афродита, вышедшая из пены. Увидев Десмонда, она кинулась ему навстречу и, положив ему руки на плечи, запрокинула лицо.
— Мне что-то попало в правый глаз. Муха, наверное. Ой, как больно! Ой, больно! Скорее, посмотри, что там!
Десмонд осмотрел глаз, даже вывернул веко, но ничего, даже близко похожего на насекомое, разглядеть не смог. Зато смог хорошо разглядеть Клэр: стройное красивое тело, маленькую упругую грудь с розовыми сосками и треугольник волос, скрывающий сокровенную тайну и источающий такой аромат, что у Десмонда закружилась голова. Он почувствовал горячую ответную реакцию собственного тела и, запинаясь, с трудом пролепетал:
— Ничего не вижу… Возможно, просто вода…
— Ой, какая жуткая боль и какая внезапная! — Клэр так и осталась стоять лицом к лицу с Десмондом. — Как же я испугалась! Не двигайся, дорогой. Когда ты рядом, мне гораздо легче. — Теперь она практически покоилась в его объятиях. — Я столько этого ждала. Так надеялась, что ты прижмешь меня к себе. Что захочешь меня. Ты же видишь, что я с ума по тебе схожу, дорогой. Держи меня так как можно чаще, как можно чаще…
Когда Десмонд наконец высвободился из ее цепких объятий, сердце у него колотилось как сумасшедшее. Он еще раз взглянул на нее — обнаженную, с беспомощно раскинутыми руками — и скрылся в мужской раздевалке.
Четверть часа они уже сидели в гостиной, молчаливые, странно притихшие, и даже почувствовали облегчение, когда Патрик принес сервированный для чая поднос и, немного помявшись, сказал:
— Ваше преподобие, не могли бы вы уделить мне минутку? Я хочу попросить вас об одолжении.
— Конечно, Патрик.
— Ну, в общем, так, ваше преподобие. Древний орден «Хибернианз»
[45]
устраивает в следующем месяце ежегодный концерт. Благотворительный, сами знаете. Вот если б вы согласились участвовать в концертной программе! Пару песен, не больше. Не классических, ну, понимаете. Просто пару старых добрых ирландских баллад.
— Ну, давай же, Дес, скажи «да»! — заметив, что Десмонд колеблется, насела на него Клэр. — Я тоже обещала выступить.
— Сущая правда, сэр.
— Ну ладно, тогда я согласен, — улыбнулся Десмонд.
— О, спасибо, сэр, спасибо большое. Ребята будут в восторге. Вас здесь так полюбили, вы так популярны. Не гнушаетесь общаться с простым людом, сделались одним из нас, и это при вашем-то положении, при вашем-то образовании. Все как один придут вас послушать.
Когда Патрик с поклоном удалился, Десмонд повернулся к Клэр:
— А теперь ты, провокаторша несчастная, давай мне чаю и кусочек торта, пока все не умяла.
Получив чай и кусок торта и по достоинству оценив их, Десмонд очень серьезным тоном произнес:
— Клэр, дорогая, впредь нам надо все же быть осторожнее. Больше никаких внезапных появлений из душа. Это опасно.
Она ничего не ответила, лишь одарила его загадочной улыбкой, практически не разжимая губ и только чуть-чуть обнажив мелкие белые зубы. Когда они наконец допили чай и поблагодарили Бриджит, Клэр сказала:
— Я провожу тебя до вершины холма.
Она взяла его за руку, и они молча пошли по дорожке. Дойдя до того места, где кончалась просека, Десмонд предупреждающе поднял руку:
— Все, дальше нельзя. Посторонним вход воспрещен. Здесь начинается частная собственность. Я прихожу сюда, когда мне надо подумать.
— Ты будешь думать обо мне?
— К сожалению, да.
— Фу, как некрасиво так говорить. И теперь, чтобы искупить вину, ты обязан меня поцеловать.
И он поцеловал.
А потом она стояла и смотрела, как он, не оборачиваясь, спускается с холма.
XVI
Десмонд никогда еще не был — и, по правде сказать, больше никогда не будет — в такой хорошей физической форме. К несчастью, то, что вылетело из глаз Клэр — муха или какая другая тварь, — лишило его покоя. Как бы усердно ни трудился он на благо прихода, выполняя поручения, давно ждавшие своей очереди, за что неизменно получал похвалы от каноника, казалось, он был не в состоянии окончательно вымотаться и ночью часами лежал с открытыми глазами, призывая благодатный сон, который все не шел к нему.
И когда однажды за ужином Десмонд поведал канонику о своей беде, тот понимающе кивнул и сказал:
— Когда я был еще молодым священником, со мной такое случалось. От природы никуда не денешься, и воздержание иногда дает о себе знать. Ты эти дни что-то мало играл в теннис.
— Я слегка перестарался, каноник. Священнику не пристало каждый божий день проводить на корте.
— Возможно… Возможно… — задумчиво пробормотал тот. — А почему бы тебе не попробовать гулять перед сном? Хорошая прогулка тебе не повредит. Так же, как и капелька «Маунтин дью».
