Десмонд тоже улыбнулся с напускной скромностью. Он прекрасно начал и уже ничем не рисковал. Я знал, сейчас он исполнит что-то особенное.
— Если это не слишком утомит уважаемую публику, — начал Десмонд, — я хотел бы предложить вашему вниманию великую арию, которую еще ребенком слышал в исполнении человека, чей голос, безусловно, куда лучше моего, — в исполнении великого Энрико Карузо.
Блестящий ход. С самого начала Десмонд все спланировал идеально. В комнате послышался сдавленный женский смешок, потом наступила мертвая тишина. И тогда Десмонд, сохранявший полное самообладание и выказывавший крайнее безразличие — то душевное состояние, что было свойственно ему в последнее время, — начал петь. В глубине души я очень надеялся, что он все же подстрахуется и исполнит арию Вальтера, но ошибся.
Десмонд выбрал неистовую, душераздирающую арию Каварадосси перед казнью из «Тоски»:
Amaro sol per te m’era il morire
Da te prende la vita ogni splendore…
Я уже несколько раз слышал эту арию раньше, но никто не исполнял ее так, как Десмонд, который вложил в нее всю накопившуюся у него в душе горечь.
Теперь уже гости не только не хихикали и не перешептывались, а, казалось, даже не дышали. А когда последний крик Каварадосси «Avra sol da te voce e colore», взмывая к потолку, разнесся по комнате, аплодисменты — для вечеринки такого уровня — были оглушительными. Все повскакали с мест, Джон Маккормак вышел из-за рояля с криками: «Браво! Брависсимо!» Таубер, сидевший за роялем, в восторге нажимал на басовые клавиши. Делия Би, сложив руки рупором, старалась перекричать шум. Я тоже орал во все горло, одновременно потихоньку пробираясь к двери. Десмонд смог! Итак, я здесь больше не нужен, ибо стал всего лишь бесполезным приложением. Замешкавшись на пороге, я услышал голос Делии Би:
— Дес, а теперь спой арию Вальтера!
— Да уж, пожалуйста, Десмонд, — крикнул Джон Маккормак. — Но сперва, раз уж Каварадосси умер, порадуй наших дам чем-нибудь нежным и трогательным. Спой «Та, что прошла мимо меня».
Десмонд несколько секунд стоял в задумчивости, держа гостей в напряжении, а затем улыбнулся Джону. Я очень надеялся, что Десмонд выберет пленительную песню на музыку Эдуарда Перселла, лучшую из всех на эту тему. Что он и сделал. Повернувшись вполоборота к дамам, Десмонд запел:
Однажды девушка жила,
Та, что милей других была.
Она прошла мимо меня,
Но не забыть мне того дня.
Ни одна другая песня не могла сравниться с этой по задушевности и чарующему воздействию на слушателей. И какой разительный контраст с арией Каварадосси! Одного взгляда на восхищенные лица гостей было достаточно, чтобы понять, что Десмонд сделал идеальный выбор.
И тогда я тихонько двинулся к выходу.
VII
Я вышел из роскошной, залитой огнями комнаты, чувствуя, что у меня закладывает уши от стоявшего там восторженного гула, и быстрым шагом направился в сторону отеля. Я понимал, что здорово рискую, поскольку одинокий пешеход — явление, нетипичное для этих мест, но мне необходимо было пройтись, чтобы справиться с бурей одолевавших меня эмоций.
Десмонд сделал это; более того, смог, наконец, самоутвердиться, и теперь его будущее виделось мне в розовом цвете. Сейчас, несмотря на царящее в душе ликование, я хотел только одного: поскорее вернуться домой — поездом, пароходом, лишь бы быстрее. Я сделал все, что собирался: помог другу в некотором смысле даже в ущерб себе, и теперь от меня больше ничего не требуется. Я не мог думать ни о чем, кроме своего чудесного загородного дома, любимого сада и близких мне людей. Малина и смородина, должно быть, уже созрели, так же как и сливы — венгерка «Виктория», а розы в самом цвету.
Вернувшись в отель, я у стойки регистрации навел справки о расписании поездов. На экспресс «Супершеф» я, к сожалению, уже не попадал, но обычный чикагский поезд отходил в шесть утра, а сейчас было уже четыре. Я оплатил коттедж до конца недели, завоевав тем самым расположение портье, который тут же позвонил на вокзал Лос-Анджелеса и заказал мне билет в купе первого класса. Изучив расписание трансатлантических судоходных линий из Нью-Йорка, я понял, что, если повезет, смогу попасть на борт парохода «Куин Мэри», отплывающего в ближайшую субботу.
Тогда я заплатил портье щедрые чаевые и, сообщив ему, что мой друг еще вернется, но только позже, прошел через сад в коттедж.
Я быстро упаковал вещи и написал записку Десмонду, оставив ее у портье. Затем позвонил Фрэнку, который, как ни странно, сразу же снял трубку.
— Фрэнк, — начал я. — Знаю, ты ненавидишь, когда тебя будят ни свет ни заря, но мне срочно нужно было с тобой связаться.
— Не волнуйся, Алек. За последний час мне уже четыре раза звонили.
— Ну тогда ты в курсе, что он все-таки сделал это. Причем грандиозно.
— Да, в курсе. Теперь осталось только подождать выхода утренних газет.
— Фрэнк, я звоню, чтобы сказать, что уезжаю шестичасовым поездом. Я внес свою скромную лепту и надеюсь, что теперь ты позаботишься о нашей восходящей звезде.
— Непременно. Но послушай, Алек, теперь, когда ты сделал для этого парня все, и даже больше того, может, тебе стоит остаться, чтобы получить свои дивиденды?
— Я так не думаю, Фрэнк. Я уже сыт Десмондом по горло. Мне необходимо вернуться домой и немного передохнуть.
— Понимаю, Алек. Кстати, твои романы пользуются большим спросом в книжных магазинах, да и в библиотеках тоже. Положись на меня и позволь получить для тебя дивиденды хотя бы с этого.
— Фрэнк, большое тебе спасибо. Удачи тебе и до свидания.
— И тебе тоже, Алек.
Да, ничего не скажешь, голливудский стиль общения засасывает. Я повесил трубку, чувствуя приятное тепло в области сердца. Мне уже не сиделось, и я попросил портье вызвать такси. Что он и сделал. И когда принесли мой багаж, я захлопнул за собой дверцу такси и отчалил.
На вокзале я заплатил за билет, оставленный для меня в кассе. Поезд уже стоял под парами у платформы номер два. Конечно, не «Супершеф», но вполне надежный трудяга. Тем не менее я остался стоять на перроне, решив дождаться утренних газет. Перед самым отходом поезда мне все же удалось схватить номер «Голливуд стар», и прямо на первой полосе я увидел громкий заголовок:
«НОВАЯ ЗВЕЗДА ВСХОДИТ
НА ГОЛЛИВУДСКОМ НЕБОСКЛОНЕ».
«Вчера вечером на устроенном королем Голливуда, нашим горячо любимым Сэмом Голдуином, роскошном приеме, где присутствовали самые яркие звезды королевства Сэма, Десмонд Фицджеральд, необычайно привлекательный, можно сказать, красивый молодой человек, доселе никому не известный и работавший в Дублине на черной работе, буквально заворожил и очаровал слушателей, многие из которых по праву считаются мировыми знаменитостями, своим волшебным голосом, проложив дорогу к их сердцам исполнением арий из великих опер на итальянском и немецком языках и, по настойчивой просьбе публики, трогательных песен его родной Ирландии.
