Я чувствовал, что просто обязан ему подыграть и подождать, пока поезд не скроется из виду. Но долгое ожидание изрядно меня утомило, жена была нездорова, новый роман продвигался с большим трудом, а поскольку я вышел рано и без chota hazri, я решил, что лучше будет пойти домой.
X
Мы как раз заканчивали традиционный воскресный ланч: зеленый салат и твердый сыр «Грюйер» с хрустящими хлебцами, фрукты и кофе, — приготовленный на скорую руку после посещения церкви и сервированный на застекленной террасе, из окна которой открывался потрясающий вид на склоны Дан-дю-Миди вдалеке и Женевское озеро внизу. На прозрачно-голубом небе сияло солнце, холодный ветер гнул тонкие ветви деревьев. И я уже в который раз подумал, как нам повезло пять лет назад найти это чудесное место: удобный одноэтажный дом с садом, засаженным сортовыми кустами и деревьями. В свое время госпожа Донован, узнав о продаже дома, соблазнила нас переехать в Швейцарию.
— Еще чашечку? — спросила Нэн. — Хозяин, вам просто необходимо глотнуть еще кофе, а то вы сейчас заснете.
— Успокойся, детка. Ты же знаешь, что я обещал подрезать азалии. Если этого не сделать, в будущем году они не зацветут.
— Я как раз собиралась вам сказать, что уже подрезала. Но пионы требуют прополки.
— Ну вот, я уже настроился на азалии, а ты оставила меня без работы.
— Ой, смотри, какая хорошенькая синичка сидит на кормушке!
— Твоя хорошенькая синичка склюет всю мою вишню. Вот дурашка! А твой жирный черный дрозд, мистер Пиквик, с которым ты так носишься, портит газон.
Неожиданно раздался звонок в дверь.
— Проклятье!
— Я открою, — сказала Нэн. — У Джины сегодня выходной.
— Даже не вздумай! Это, наверное, опять кто-то хочет посмотреть наш сад. Не отвечай, и они сами уйдут.
Но в дверь позвонили еще раз, уже более настойчиво.
— Ничего не поделаешь. Придется открыть, — вздохнула Нэн и поспешила в холл.
Я услышал, что она с кем-то беседует в дверях, но слов разобрать не смог. Вскоре Нэн вернулась, вид у нее был встревоженный.
— Хозяин, — неуверенно начала она, — там какой-то странный человечек, весь в черном и с косматой седой бородой. Хочет вас видеть. Похоже, священник. Какой-то отец Кивер.
— Кивер? — Я живо вскочил со стула и бросился к двери. — А может быть, Сибер?
Так оно и было! Я в любом случае узнал бы его. Причем не только по описанию отца Сибера в письмах Десмонда, но и по фотографиям, вложенным в его забавные письма с просьбами о денежной помощи.
— Пожалуйста, входите, святой отец, — произнес я, протягивая ему руку. — Какая приятная неожиданность!
— Да-да, обязательно войду, — улыбнулся он. — Но чтобы вы не слишком переживали, сразу скажу, что я ненадолго. Я был в Кельне, навещал брата, но специально сделал крюк, чтобы на обратном пути заехать к вам.
— Вы просто обязаны погостить у нас.
— Нет-нет, доктор, не могу. У меня самолет из Женевы в шесть тридцать. Но от кофе не откажусь.
Нэн тут же налила ему чашку кофе, которую он принял с улыбкой.
— Мисс Рэдли, если не ошибаюсь? Наслышан, наслышан о вас от Десмонда. Похоже, вы его недолюбливаете. Это правда?
— Не его лично. А всякие поклоны и расшаркивания, которые он так любит.
— Ну, от этого его отучить невозможно, — рассмеялся отец Сибер. — Последнее время вы что-нибудь о нем слышали?
— Нет, вот уже целую вечность от него ни слуху ни духу.
— Сейчас услышите. Но сперва я хочу узнать, как вы поживаете. Вы оба здоровы?
— А разве наш цветущий вид ни о чем не говорит?
— Конечно, говорит. А как ваша несчастная жена?
— Физически она чувствует себя хорошо. Но… не более. Она уже не узнает ни меня, ни детей. Хотя вполне счастлива. А так как ей запрещено жить дома, она находится в прелестном загородном доме, где за ней ухаживают две сиделки и наблюдает опытный врач. Лучшее лечебное заведение для больных в таком состоянии.
— Боже мой! Боже мой! Какое несчастье! — вздохнул он и добавил: — И наверное, стоит это удовольствие уйму денег?
Вопрос был чисто риторическим, но на самом деле именно поэтому я и перебрался в Швейцарию. В комнате повисла неловкая тишина.
— А вы, мои дорогие, теперь живете здесь совсем одни… — остановил на нас взгляд умных добрых глаз наш собеседник. — Скажите, вы ходили в церковь сегодня утром?
— Конечно, святой отец. В Веве. Наши церкви находятся буквально в сотне метров друг от друга. Я хожу к Святой Терезе, а Нэн — в англиканскую церковь Всех Святых.
— Хорошо, — кивнул он. — Значит, вы не утратили веру. И крепость не пала.
— Да, святой отец, крепостные стены много раз атаковали, но решетку на воротах пробить так и не смогли. Днем мы наслаждаемся обществом друг друга, а на ночь расходимся по своим комнатам. Я, конечно, несу всякий вздор и напеваю Нэн эту ужасную строку из «Прощай» Тости
[64]
: «Прощай, последнее мгновенье, час расставанья настает».
— Да, нелегко вам приходится, — улыбнулся отец Сибер. — Но вы от этого станете только лучше. А любовь — сильнее. К тому же вам есть за что благодарить Небеса. У вас чудесный сад и прекрасный дом. Здесь так хорошо и спокойно. Domus parva, magna quies
[65]
. — Отец Сибер обвел одобрительным взглядом комнату и воскликнул: — Но где же картины? Десмонд так много рассказывал о вашей замечательной коллекции импрессионистов. Я что-то ее не вижу.
— Картины забрала швейцарская полиция.
— Боже правый! Неужели за долги?
— Ну что вы! Просто в последнее время участились кражи ценных картин, а так как мы часто уезжаем, чтобы навестить мою жену, то меня вынудили, можно сказать обязали поместить картины в надежное место. Сейчас они в хранилище банка «Креди Суисс», куда мы можем приходить полюбоваться ими, когда захотим.
— Да, — кивнул отец Сибер и, подумав, добавил: — Конечно, осторожность никогда не помешает. И куда только катится мир?! Нет, не буду рассказывать об этом Десмонду. Он так гордится картинами, которые вам подарил.
— Да уж, пожалуйста, не говорите, святой отец. И уж конечно, не рассказывайте ему, что Мари Кассат, которую он мне прислал, не подлинная.
— Что?! Неужто подделка?
— Да, и очень качественная. Картина нигде не упоминается, и у нее нет даже провенанса.
— Нет, ни за что не скажу А то он в качестве компенсации возьмет да и пришлет вам что-нибудь безумно дорогое.
