Получилось по пяти серебряных медалей и орденов. Правда, у каждого ордена две степени имелось. Ордена второй, низшей, из серебра предполагалось изготовить, первой – из золота. Названия у них всех тоже звучные были. У медалей – «За отвагу», «Защитнику Отчизны», «Меч славы», особые для лучников – «Серебряная стрела» и «Золотой арбалет». Последнюю решили, как и орден, – тоже золотой сделать, раз уж название такое. Отдельная – для гражданского люда. Ее нейтрально назвали – «Ум и польза». Ордена тоже звучали – заслушаешься. Героя Руси решили не вводить, заменив на «Русский богатырь». Еще один «Честь и верность» назвали, третий – «Доблесть и мужество», четвертый – для кавалерии – «Быстрота и натиск». Из нейтральных ввели «Святого и равноапостольного князя Владимира». На аверсе
[103]
каждой рисунок, соответствующий названию.
Но от бумаги до изготовления – дистанция необъятных размеров. Даже с учетом того, что применить было решено самую суперпередовую технологию. В те времена вся Европа на монетных дворах еще пуансонами, то есть маленькими штемпельками (для каждой буквы отдельными), пользовалась, а Минька со златокузнецами договорился, чтоб сразу общий маточник из стали изготовили. На нем изображение вырезалось, какое на медали или ордене должно быть.
Но маточником медаль не выдавишь – ерунда зеркальная получится. Все, что выпукло, – станет вдавлено и наоборот. Потому он только для изготовления штемпелей создается. А вот уже штемпелем чеканят медали. С реверсом
[104]
полегче – для ускорения дела было решено для всех наград один и тот же сделать – изображение князя, мало похожее, впрочем, на оригинал, во всем своем торжественно-парадном облачении и подпись внизу: «Великий Рязанский князь Константин жалует». А вот аверс у каждой награды свой нужно изготавливать, индивидуальный. Тут уж попотеть придется не на шутку. До лета если успеть – и то слава богу.
Словом, рот заткнуть было на сегодняшний день нечем. Однако откровенный разговор все равно был необходим. Собрав всех и пригласив отца Николая для усиления «группы своей поддержки», Константин решил не тянуть время и сразу взять быка за рога, задав в лоб один-единственный вопрос: в чем дело? Звучал он, конечно, далеко не так прямолинейно, но по своей сути сводился именно к этому.
Тысяцкие замялись, но потом один из них все-таки отважился на выступление. Был это Афонька-лучник.
– Я, княже, долги речи вести не обвычен, – начал он без обиняков. – Одначе вот како мыслю. Были у тебя в Ожске бояре. Под Исадами все они к князю Глебу переметнулись и не стало у тебя окромя старого Батыри бояр. К тому ж и сам ты, вместе с теми немногими, кто тебе верен был, в поруб глебовский посажен бысть. Ноне – дело другое. Ныне у тебя вся Рязань и прочие землицы под руцею. Един Переяславль был Ингварев, да ищо пяток градов. Теперь и они твоими стали. Из прежних Глебовых бояр ты одного Хвоща оставил да молодого Коловрата. То тебе виднее. Выходит, бояр на Рязанской земле токмо трое осталось. Из них Батыра на ладан дышит, в Ожске хвораючи, Хвощ ныне с посольством в Киев укатил, а Коловрат в Чернигов подался. Стало быть, нет у нашего князя боле бояр на земле Рязанской. Гоже ли это? Негоже. А можа, новых избрать не из кого? Да вот же они, те, кто здеся сидели вечор! Чем кажный из нас хужее прежних? Верность проверена, да и силушкой Господь не обидел. Кажный в сече с князем Ярославом в первейших был. Нешто не заслужили мы шапки горлатной?
[105]
А коли что не так рек, так ты прости, княже, бо красно глаголить не обучен. – И Афонька сел.
– А на что тебе шапка горлатная? – осведомился Константин. – Теплее в ней в морозы или от народа почету больше? Что ж, повелю нынче же тебе ее выдать. Носи и гордись – самим князем дадена.
– В ней одной проку и впрямь мало, – встал с места Изибор Березовый Меч. – Какие же мы бояре, коли у нас ни кола, ни двора. Землицы бы надоть чуток, да людишек к ней, чтоб не пустела без толку. Мы-то все в походах с тобой, и сам ты нам рек – не скоро еще покой на Рязанскую землю придет. Вон Константин, – указал он на главу конной дружины, – улыбу на личину напустил – ему хорошо. У него ни женки, ни детишек. Эйнар тож не обижен. Ему ты изрядно в самом начале пособил. Ныне он лишь отрабатывает за даденое. А мы о своих чадах помыслить должны.
Изибор сел. Наступила зловещая тишина. Тысяцкие ждали ответа от князя, а Константин не знал, что им сказать. Ну, никак не хотелось ему заводить эту прослойку заново. Князь – да, нужен, дружина – тоже, ремесленники и крестьяне тоже само собой. И хватит. Ладно еще попы с монахами – это неизбежное и от них никуда не денешься. К тому же при умении можно и от тех же монахов пользу поиметь – учителями, скажем, по многочисленным школам раскидать.
Бояре же – статья особая. Да, они и впрямь помогали князю управлять землями. Все так. Но они же были и тем единственным сословием, которое имело реальные рычаги давления на князя. Именно с учетом их интересов пришлось бы вести дальнейшую политику, а Константин этого очень уж не хотел, поскольку прекрасно знал, к чему в самом ближайшем будущем приведет этот самый учет. Ибо слаб человек, и сколь ни давай ему – все будет мало.
Тем более что и давать-то особо нечего. О медалях с орденами и заикаться нельзя. Что толку рассказывать – их вручать надобно.
Землю, а особенно людей – нельзя. Твердо решено, что обельных, то есть полных холопов, положение которых мало чем отличалось от положения раба, на Рязанщине не будет. Ни у князя, ни тем более у бояр. Закупы – да. Но каждый из них уже не продавал себя, а, согласно княжескому указу, нанимался на работу и хозяин обязан был заключить с ним письменный договор, в котором черным по белому должно быть указано, сколько времени человек будет находиться в закупах и сколько получит за свои труды.
Все остальные считались вольными людьми, свободными крестьянами, которые были обязаны платить налоги и нести воинскую повинность. Больше ничего. Задача тиунов – сбор этих самых налогов, которые должны были быть строго конкретны. О том Константин предупредил и Коловрата, и Хвоща. Бездетному Ратные он говорить ничего не стал – старик и так плох.
Те, что нынче были взяты в полон, шли по отдельной статье. Им предстояло отработать определенный срок за стол и кров без какой-либо оплаты, но опять-таки на самого князя. Так как все они были русичами, срок этот был минимальным – три года. Причем всем им было объявлено, что князь милостив и тем, кто трудиться по совести станет, да еще и мастерство изрядное выкажет, срок оный скощен изрядно будет, возможно до половины.
Дружинники же, как задумывалось князем вместе с Вячеславом, делились на две категории. Одни должны быть учителями и заниматься подготовкой все новых и новых ратников, умножая пешее ополчение. Их задача – по прибытии княжеского гонца немедля собрать всех подготовленных к строю воев и в назначенный день прибыть в указанное князем место. Что-то типа военкомов и командиров учебных частей одновременно.
