– Живой, – радостно заулыбался князь, заметив, как жадно пьет волхв. – Ну и напугал же ты меня, старче, – обратился он с упреком к Всеведу.
Старик, напившись, оторвался от крынки и, чуть отдышавшись, медленно повернул голову на голос. Увидев князя, он слабо улыбнулся:
– Я знал, что ты придешь на мой зов, княже.
– А я мог и не прийти? – лукаво осведомился Константин, подсаживаясь поближе к старику и бережно похлопывая его по плечу.
– Все могло быть, – философски заметил волхв. – Но я знал, потому как уже видел все это прошлой ночью, аккурат перед тем… Словом, видел. Мы с тобой сидим вот так же, и твоя рука на моем плече.
– А меня там не было, в твоем сне? – раздался громкий мужской голос, и через мгновение из-за дуба вышел невысокий человек, одетый, несмотря на зимний морозец, в легкий грубо выделанный кожух. На голове его красовалась огромная, величиной с большой арбуз, шапка из лисьего меха. Ни усов, ни бороды мужчина не имел. Присмотревшись повнимательнее, Константин увидел, чего еще тот не имел. Оказалось, что у него отсутствуют и брови, и даже ресницы. Создавалось ощущение, будто человек не выспался и у него припухли веки. Нос мужик имел прямой, но грубый, губы толстые. Словом, если исходить из внешности, то больше всего ему подошла бы роль служителя какого-нибудь славянского Бахуса или иного божка, покровительствующего чревоугодию и сластолюбию. Особенно это сходство стало заметным, когда тот улыбнулся. Вид у него при этом стал добродушный и даже немного беззащитный, словно у большого, но до сих пор остающегося беспомощным ребенка.
– Так как, Всевед, был я в твоем сне или нет?
– Правду молвить, тебя там не было, но я все равно верил, что ты тоже придешь.
– Стало быть, у меня был-таки выбор? – удовлетворенно буркнул мужчина и еще шире осклабился. – То-то я чуял, как мне весь день кто-то пытается помешать. Если бы не это, то я, может, и не пошел бы. Сказать по чести, особого желания идти сюда у меня не было…
– Но ты все-таки пришел, – слабо улыбнулся Всевед.
– Я же говорю, что мне очень уж рьяно старались помешать, а я этого не люблю. Каждый сам выбирает свою дорогу, и не надо силой подталкивать его к чужой.
– Я рад твоему приходу, – приветственно кивнул Всевед.
Мужчина ухмыльнулся и бодро заявил:
– А знаешь, когда ты улыбаешься, как сейчас, тебе на вид никак не дать больше двухсот лет. Я в прошлую седмицу такой пышной бабенкой в церкви на обедне любовался, что едва ты ее узрел бы, как тут же начал бы взбрыкивать, будто молодой козел. Давай-ка я вас сведу и клянусь, что эта деваха разожжет такой огнь в твоих чреслах, что ты вновь, как триста лет назад, почувствуешь себя мужиком.
– Не смогу, – кратко ответствовал Всевед, по-прежнему слабо улыбаясь.
– Это вряд ли, – усмехнулся мужчина.
Стащив с головы свою лисью шапку, он неспешно вытер пот с гладкой кожи черепа. Оказывается, волос у него не было не только на лице.
– Ох, вряд ли, – повторил он, смакуя.
– Точно не смогу, – посерьезнел Всевед. – Семьдесят семь.
– Что?! – переспросил с неподдельным ужасом мужчина, и улыбка запоздало сползла с его лица. – Уж не хочешь ли ты сказать, что отведал запретный настой?!
– Зато я смог побывать там, куда мне нужно было попасть. Я прошлой ночью развел запретный костер, взывая к Числобогу
[117]
, – начал было объяснять Всевед, но мужчина тут же его перебил:
– Ты, видно, и вовсе выжил из ума на старости лет, старик?! Твое ли это дело?!
[118]
Ты – верховный жрец самого Перуна, полез отнимать кусок хлеба у бабок-ворожей?! Или тебе своей славы мало?!
– Угомонись, время дорого, и не столь для меня, сколь для вас, – строго оборвал его Всевед. – Ни одна из них все равно бы туда не сунулась. Меня попросили кое-что проверить, а потому пришлось заглянуть в Око Марены
[119]
.
Лысый охнул.
– А почему не царство Озема и Сумерлы?
[120]
– ехидно поинтересовался он. – Во всяком случае, надежды на возвращение оттуда больше. Или, скажем, почто тебе не заглянуть в гости к Нияну?
[121]
Тоже неплохое развлечение. А в гляделки с василиском
[122]
ты еще играть не пробовал? Воистину, к концу лет старики становятся похожи на детей.
– Вы не успеете дослушать меня, – слабо заметил Всевед. – Ты же знаешь, что после этого настоя спустя недолгое время люди лишаются сил настолько, что не могут ни шевелиться, ни разговаривать, и так целую седмицу.
Мужчина вновь покорно умолк, после чего волхв продолжил:
– Мы всегда думали, что это Око Марены, потому что ни один из нас никогда не заглядывал туда.
– Оно и понятно – все считали, что еще мало пожили, – вновь не сдержался лысый.
– А я заглянул и хочу, чтобы вы знали: на самом деле то, что я увидел, вовсе не Око.
– Ты меня радуешь, Всевед. В кои-то веки хоть разок, – буркнул мужчина.
– Это гораздо хуже, – голос старика стал заметно слабеть. – Это даже хуже, чем вход в Пекло.
[123]
– Хуже вроде быть уже не может, – недоверчиво протянул лысый.
– Может. Я знаю, потому что я видел. Там нет дна. Это взгляд бездны оттуда на нас. Она черная и ужасная. В ней никто не живет, и она сама неживая, но именно оттуда выходят всякие страшные твари. Я смотрел туда и искал хоть какое-нибудь слабое место. Но я не узрел его. Возможно, если бы у меня было больше времени, то я нашел бы хоть что-то, но тут бездна начала всматриваться в меня, и я… испугался, – несколько смущенно сознался волхв.
