Раньше на Тарлабаши и Бейоглу эти крайне доходные пороки были в руках организованной мафии, но теперь начинающие банды из Мардина и Диярбакыра палили друг в друга на улицах, деля рынок. Мевлют подозревал, что Ферхат пал жертвой такой же разборки. Однажды он видел Джезми из Джизре, самого знаменитого бандита среди гангстеров, проходившего по району во главе какой-то процессии, окруженного приспешниками и шумными, охваченными благоговейным страхом детьми.
Из-за новых людей, которые развешивали сушиться свое белье на веревках, протянутых над улицами, и превратили таким образом весь район в одну большую прачечную, Мевлюту казалось, что он здесь чужой. Никогда на Тарлабаши не было так много торговых тележек, но ему не нравились новые уличные торговцы. Он также подозревал, что гангстерского вида типы – его так называемые арендодатели (которые менялись каждые пять или шесть лет) – могут внезапно исчезнуть и оставить дом брокерам недвижимости, спекулянтам, застройщикам, торопящимся строить отели, или какой-нибудь другой банде, как это уже кое-где случалось в последние два года. Кроме того, он боялся, что не сможет угнаться за постоянно растущими ценами на аренду. Ранее никем не замечаемый район внезапно стал точкой притяжения для всех печалей Стамбула. В двух домах от него, в квартире на втором этаже, поселилась одна иранская семья, снявшая квартиру на время, чтобы дождаться от консульства визы, которая позволила бы ей эмигрировать в Америку. Когда в ночь землетрясения три года назад все в панике выбегали на улицы, Мевлют был изумлен, узнав, что в той крохотной квартирке живут почти двадцать человек. Но сейчас он уже начал привыкать к мысли, что Тарлабаши является просто временной стоянкой на пути долгих странствий.
Куда ему можно было уехать? Он много думал об этом, иногда размышляя логически, иногда просто мечтая. Если он снимет жилье в районе Садуллах-бея в Кадырге, он будет ближе к Февзие. Захочет ли Самиха жить в таком месте? Все равно его туда никто не звал. Кроме того, аренда там слишком дорогая и это место слишком далеко расположено от его работы в клубе на Меджидиекёе. Он начал думать о месте поближе к работе. Идеальным решением, конечно, был бы дом на Кюльтепе, где он провел детство с отцом. Поначалу он думал попросить Сулеймана помочь ему выселить нынешних нанимателей, чтобы он мог вернуться туда сам. Время от времени он представлял себе, как они живут там с Самихой.
Как раз в это время произошло событие, которое так обрадовало Мевлюта, что он решился повидаться с Самихой вновь. Все случилось на организованном ассоциацией футбольном матче между командами из различных деревень.
Ребенком Мевлют играл в футбол от случая к случаю – игра ему никогда особо не нравилась. К тому же он не умел хорошо играть. Когда он бил по мячу, тот редко летел туда, куда хотелось пареньку, и в свою команду Мевлюта никто не брал. В ранние годы в Стамбуле у него никогда не было времени, желания или лишних ботинок, чтобы присоединиться к тем, кто гонял в футбол на улицах и пустырях. По телевизору Мевлют смотрел матчи только потому, что все делали это. Так что когда он пришел посмотреть финал турнира ассоциации мигрантов, который Коркут считал крайне важным для объединения всех деревень, то появился только потому, что знал – там соберутся все.
Места для зрителей были на противоположных сторонах огражденного проволокой игрового поля. Мевлют выбрал место подальше от остальных зрителей и тихо сидел, наблюдая за игрой.
Матч был между деревнями Гюмюш-Дере и Чифте-Каваклар. Более молодая команда из Чифте-Каваклара подошла к игре очень серьезно. Не важно, что некоторые из игроков были в костюмных брюках, но, по крайней мере, все надели одинаковые футболки. Бóльшая часть команды из Гюмюш-Дере состояла из взрослых мужчин, бегающих в обычной удобной домашней одежде. Мевлют узнал мускулистого, толстопузого бывшего продавца йогурта из поколения его отца (каждый раз, когда тот бил по мячу, зрители смеялись и аплодировали) и его сына, который, казалось, вознамерился показать все свое мастерство; Мевлют встречал его раньше – они сталкивались, продавая йогурт на Дуттепе, а также на всех свадьбах, на которых присутствовал Мевлют. Тридцать пять лет назад сын этого человека тоже приехал в Стамбул продавать йогурт и продолжать учебу (он окончил среднюю школу). Теперь у него было два маленьких фургона, на которых он развозил оливки и сыр по бакалейным магазинам, а также два сына и две дочери (дети аплодировали отцу с трибуны), жена с крашеными волосами под платком, которая выбежала посреди матча на поле, чтобы дать мужу салфетку вытереть пот со лба, и еще, как заметил Мевлют после окончания матча, автомобиль «мурат» последней модели, в который поместились все шестеро.
Мевлют быстро понял, почему поля с искусственной травой выросли по всему городу, появляясь на каждом пустыре, парковке или незанятом куске земли. Многие стамбульцы на футболе просто помешались. К тому же зрителям нравилось представлять, что они смотрят как бы настоящий футбольный матч, вроде тех, что показывают по телевизору. Когда игрок совершал нарушение, болельщики орали судье: «Гнать его с поля!» или «Пенальти!». Толпа могла одобрительно реветь и обниматься при каждом голе, а забившая команда изображала длительную праздничную пантомиму. Всю игру зрители декламировали речовки и выкрикивали имена своих любимцев.
Мевлюта тоже захватила игра. Он был поражен, услышав собственное имя: после очередного гола вся толпа увидела его – менеджера своего клуба и чайного мастера – и начала хлопать и скандировать: «Мевлют… Мевлют… Мевлют…» Он встал в знак признательности и неловко сделал легкий поклон. «Урааааа!» – закричали все. Крики «Мевлют!» продолжались некоторое время. Аплодисменты были оглушительны. Он сел в шоке, готовый зарыдать.
15. Мевлют и Самиха
Я писал письма тебе
Осознание собственной популярности на футбольном матче ассоциации мигрантов привело Мевлюта в радостное и оптимистическое настроение. В следующий раз, когда он пошел повидать Февзие, он решительно объявил ей:
– Я должен пойти на Дуттепе и поговорить с твоей тетей. Я должен извиниться перед ней за то, что сделал ей больно. Но я не могу это сделать в доме дяди. Твоя тетя выходит из дому?
Февзие сказала, что тетя Самиха иногда днем ходит на рынок Дуттепе.
– Мы правильно делаем? – засомневался вдруг Мевлют. – Мне действительно надо пойти и поговорить с ней? Ты хочешь, чтобы я это сделал?
– Да, иди, будет очень хорошо.
– Это ведь не будет неуважением к памяти твоей матери, правда?
– Папа, ты один не выживешь, – вздохнула Февзие.
Мевлют начал ходить на Дуттепе и совершать полуденные молитвы в мечети Хаджи Хамита Вурала. В будние дни там почти не бывало молодежи. Мечеть обычно заполнялась людьми поколения его отца – отошедшими от дел уличными торговцами, строителями, ремонтниками – задолго до начала молитвы, и после нее они все прогуливались вместе по крытой галерее под мечетью. Некоторые носили бороду и зеленые тюбетейки, опирались на палочку. Мевлют в глубине души знал, что единственной причиной, по которой он начал приходить сюда молиться, была возможность столкнуться после молитвы с Самихой на рынке, так что его постоянно отвлекали от молитвы перешептывания стариков, их покашливание, потертые ковры, и в результате он не мог вложить никакой искренности в сердце. Что значит, когда правоверный, который так верит в могущество и милосердие Аллаха и ощущает такую сильную потребность получить Его утешение, не может даже искренне помолиться в мечети? Если человек не может сосредоточиться на молитве в присутствии Аллаха, несмотря на чистоту своего сердца и намерений, что ему делать? Он хотел задать эти вопросы Святому Наставнику; он даже представлял, какие ответы может получить.
