– Мевлют, я никогда не верил Ведихе, когда она рассказывала мне о вас, но теперь вижу собственными глазами, какую красивую, счастливую семейную жизнь ты ведешь здесь с Райихой и девочками! Я счастлив за тебя!
– Почему ты не верил рассказам Ведихи? Почему ты не верил ей? – спросил Мевлют.
Райиха подала нам чай.
– Для тебя, похоже, все девушки недостаточно хороши, Сулейман, – поддразнила она. – Давай садись.
– Есть девушки, которые думают, будто я недостаточно хорош, – сказал я. И не стал садиться.
– Моя сестра говорила мне – все красавицы влюблены в Сулеймана, но Сулейману не нравится ни одна из них.
– Ну да, конечно, Ведиха такая услужливая. Она всегда приходит и рассказывает вам обо всем? Кто же эта красавица, которая так влюблена в меня?
– Ведихе виднее.
– Я знаю кто, но эта девушка мне не подходила. Она болела за неправильную команду, за «Фенербахче», – пошутил я, сам удивленный своим остроумием.
– Что насчет той высокой?
– Аллах Всемогущий, есть ли что-нибудь, о чем ты не знаешь? Она была слишком современной, Райиха, она тоже не подходила мне.
– Сулейман, если бы ты встретил девушку, которая бы тебе понравилась, была бы красивой и порядочной, но не носила бы платок, для тебя это было бы достаточной причиной, чтобы не жениться на ней?
– Откуда к тебе вообще приходят такие идеи, Райиха? – воскликнул Мевлют из другого конца комнаты, где он проверял консистенцию бузы. – Из телевизора?
– Ты представляешь все так, будто я в самом деле задрал нос и считаю, что никто мне не подходит. Может, я почти договорился жениться на горничной, дочери Касима из Кастамону, – сказал я.
Райиха нахмурилась.
– Я тоже могу оказаться горничной, – гордо ответила она. – Что плохого в любой работе, пока ты сохраняешь свое достоинство?
– Ты думаешь, я позволю тебе подобное? – отозвался Мевлют.
Райиха улыбнулась:
– Дома я все равно как уборщица, горничная, повар трехколесного ресторана и поваренок в магазине бузы. – Она повернулась к Мевлюту. – Так что подпиши со мной трудовой контракт, и обязательно нотариально заверенный, или я объявлю забастовку. Закон говорит, что я имею право.
– Кому какое дело, что закон говорит или не говорит. Правительство не имеет права влезать к нам в дом! – вызывающе сказал Мевлют.
– Райиха, если ты знаешь о таких вещах, то должна знать и другое, о чем я на самом деле хотел бы услышать, – отважился я.
– Мы понятия не имеем, куда Самиха уехала и с кем она уехала, братец Сулейман. Не трать время понапрасну, пытаясь вытащить из нас это. Вот Коркут ужасно ведет себя с моим бедным отцом просто потому, что думает, будто тот что-то знает…
– Мевлют, тут за углом пивная «Пергола», пошли туда, посидим немного, – предложил Сулейман.
– Не давай Мевлюту пить слишком много, хорошо? Он разболтает все после первого же стаканчика. Не то что я, – попросила Райиха.
– Я знаю, сколько мне пить! – обиделся Мевлют. Его начал раздражать запанибратский и в чем-то заискивающий тон, с которым его жена обращалась к Сулейману. Она даже не покрыла голову как надо. Очевидно, что Райиха бывала в доме на Дуттепе намного чаще, чем ему рассказывала, вовсю купаясь в тамошнем комфорте. – Не замачивай больше нута на ночь, – скомандовал Мевлют, выходя из дому.
– Естественно. Ты все равно принес назад весь плов, что я наварила утром, – парировала Райиха.
Сулейман долго не мог вспомнить, где он припарковал свой фургон. Он обрадовался, когда они нашли его на несколько шагов дальше предполагаемой парковки.
– Не надо тебе парковаться здесь, соседские дети стащат зеркало заднего вида, – сказал Мевлют. – Они стащат даже фордовский логотип… Продают их торговцам запчастями, что вверх по улице, или носят как ожерелье. Если бы это был «мерседес», они бы уже давно срезали значок.
– Сомневаюсь, что в этом районе когда-нибудь видели «мерседес».
– Я бы на твоем месте не торопился сомневаться. Здесь прежде жили самые умелые греки и ассирийцы. Ремесленники – это кровь Стамбула.
Пивная «Пергола», бывшая некогда греческим рестораном, находилась всего в трех улицах вверх к Бейоглу, но Мевлют и Райиха никогда там не бывали. Было еще рано, так что ресторан пустовал. Братья сели, и Сулейман, даже не подумав спросить Мевлюта, заказал две двойные ракы и немного закусок (брынза, жареные мидии). Он сразу взял быка за рога:
– Настало время оставить споры наших отцов об имуществе. Мой брат передает тебе свое почтение… У нас есть серьезное предложение о работе, которое мы хотим обсудить с тобой.
– Что за работа?
В ответ Сулейман поднял для тоста свой стаканчик ракы. Мевлют ответил тем же, но сделал только маленький глоток, перед тем как поставить стаканчик обратно на стол.
– Что такое, ты не пьешь? – встревожился Сулейман.
– Я не могу допустить, чтобы мои покупатели видели меня пьяным. Да и все, кто привык по вечерам покупать бузу, скоро будут ждать меня.
– Мало того что ты со мной не откровенен, так еще думаешь, что я хочу тебя напоить и что-нибудь выведать, да? – спросил Сулейман. – Разве я кому-нибудь выдал твой большой секрет?
Сердце Мевлюта ухнуло в груди.
– Что за мой большой секрет?
– Дорогой мой Мевлют, похоже, ты все же веришь мне. Да так слепо, что кое-что забыл. Поверь, я тоже забыл и никому ничего не говорил. Но позволь освежить твою память, чтобы ты припомнил, что я на твоей стороне. Когда ты влюбился на свадьбе Коркута, предложил я тебе свою помощь и совет или нет?
– Конечно предложил…
– Я проехал в своем фургоне от Стамбула до Акшехира, просто чтобы ты мог убежать с девушкой, не так ли?
– Я благодарен тебе, Сулейман… Я так счастлив теперь, и все благодаря тебе.
– Ты в самом деле счастлив, это правда? Иногда наше сердце хочет сказать одно, но мы вместо этого говорим другое… Мы все равно говорим, что счастливы.
– Зачем человеку кому-то говорить, что он счастлив, если это не так?
– От стыда… и потому, что признание правды сделает его еще более несчастным. Но это все не имеет к тебе отношения. Ты более чем счастлив с Райихой… Теперь твоя очередь помочь мне добыть счастье.
– Я помогу тебе так же, как ты помог мне.
– Где Самиха? Как ты думаешь, она вернется ко мне? Скажи правду, Мевлют.
– Выбрось эту девушку из головы, – сказал Мевлют, недолго помолчав.
– Можно ли перестать думать о ней! Ты и мой брат женились на двух сестрах, прекрасно. Но я обломался с третьей сестрой. Чем больше я хочу забыть Самиху, тем больше думаю о ней. Я не могу перестать думать о ее глазах, о том, как она ходит и разговаривает, о том, как она красива. Что мне делать? Кроме нее, я могу думать только о том человеке, который причинил мне это унижение.
