– Нет, я не шучу, буза священна, – повторил Мевлют.
– Я мусульманин, – сказал Сулейман. – Священно только то, что разрешено моей верой.
– Священным может быть не только что-то строго исламское, но и то древнее, что нам досталось от наших предков, – сказал Мевлют. – Когда я выхожу ночью на мрачные пустые улицы, я иногда прохожу мимо старой замшелой стены. Меня охватывает удивительная радость. Я хожу на кладбище, и даже если я не могу прочесть арабские буквы в надписях на надгробиях, мне все равно так хорошо, как будто я помолился.
– Брось, Мевлют, ты же всегда боялся собак на кладбище.
– Я не боюсь бродячих собак. Они знают, кто я. Что мой покойный отец говаривал тем, кто утверждал, будто в бузе есть алкоголь?
– Что он говорил?
– Он говорил им: «Господин, если бы в ней был алкоголь, я бы ее не продавал», – сказал Мевлют, подражая отцу.
– Они не знали, что в ней есть алкоголь, – сказал Сулейман. – Если бы буза была так благословенна, как вода священного Земзема
[54]
, люди пили бы ее целый день и ты бы уже разбогател.
– Не обязательно то, что пьют все, будет священным. Мало кто на самом деле читает Коран. Но во всем Стамбуле непременно в любой момент найдется хотя бы один человек, который читает его прямо сейчас, и миллионы людей чувствуют себя лучше, просто думая об этом человеке. Людям достаточно знать, что буза была любимым напитком наших предков. Вот о чем напоминают им крики торговцев бузой, и людям приятно слышать их.
– Почему им приятно?
– Я не знаю, – сказал Мевлют. – Но, хвала Создателю, это так, вот почему они пьют бузу.
– Ты, выходит, вроде символа чего-то великого, Мевлют.
– Да, точно, – сказал Мевлют с гордостью.
– Но ты все равно согласен продать мне свою бузу без прибыли. Единственное, чего ты не хочешь, так это то, чтобы ее вылили в туалет. Ты прав, выбрасывать еду – грех, так что мы должны бы раздать ее бедным, но я не знаю, захотят ли люди пить что-то, в чем есть алкоголь.
– Если ты собираешься оскорблять бузу после того, как читал мне лекции о патриотизме и хвастался тем, какой ты хороший фашист, то ты на неправильном пути, Сулейман…
– Ну вот, как только люди видят, что ты разбогател, достиг успеха, они завидуют и говорят, что ты на неправильном пути.
– Я не завидую тебе. Просто ясно, что ты проводишь время с плохой женщиной, Сулейман.
– Ты хорошо знаешь, что нет никакой разницы, с хорошей ты женщиной или с плохой.
– Я женат, и, хвала Аллаху, очень счастливо, – сказал Мевлют, поднимаясь с места. – Ты тоже найди себе хорошую девушку и женись на ней как можно скорее. Ладно, пойду я. Хорошего вечера.
– Я не женюсь, пока не убью ублюдка, который украл Самиху! – крикнул ему Сулейман вдогонку. – Можешь передать это тому курду!
Мевлют шел домой как во сне. Райиха уже перенесла к его приходу бидоны с бузой вниз. Ему оставалось лишь привязать их к своей палке и затем отправиться на улицы. Вместо этого он поднялся по лестнице в дом.
Райиха кормила грудью Февзие.
– Он тебя напоил? – прошептала она, стараясь не напугать ребенка.
Мевлют чувствовал действие ракы у себя в голове.
– Я вообще не пил. Он просто все время спрашивал, с кем убежала Самиха и куда. О каком курде он все время говорил?
– А ты что сказал?
– Что я мог сказать, я ничего не знаю.
– Самиха убежала с Ферхатом! – сказала Райиха.
– Что?! Почему ты мне раньше ничего не говорила?
– Сулейман сошел с ума, – сказала Райиха. – Ты бы слышал, что он твердил там, дома, в Дуттепе… Если он найдет, кто украл Самиху, то убьет его.
– Не может быть… он просто болтает, – сказал Мевлют. – Сулейман крикун, но не способен никого убить.
– Но почему ты так напрягся, что тебя рассердило?
– Я не напрягся и я не сердит! – выкрикнул Мевлют и вышел, хлопнув за собой дверью.
Было слышно, как заплакал ребенок.
Мевлют знал – понадобится бессчетное количество раз пройти ночью по темным улицам, чтобы начать смиряться с тем, что он только что услышал. Той ночью он прошел от закоулков Ферикёя до самого Касым-Паша, хотя у него там не было никаких покупателей.
В какой-то момент он заблудился, спустился по нескольким крутым улочкам и, проходя мимо маленького кладбища, зажатого между двумя деревянными домами, зашел туда, чтобы среди надгробий выкурить сигарету. Одно надгробие, еще старых османских времен, увенчанное большим скульптурным тюрбаном, наполнило его благоговением. Надо было выбросить Самиху и Ферхата из головы. Длинной дорогой этой ночью он убедил себя, что не должен зацикливаться на новостях. В любом случае, когда он придет домой и ляжет спать в обнимку с Райихой, он забудет обо всех своих проблемах. Кроме того, все, что обычно его беспокоило в этом мире, было всего лишь отражением его странных мыслей. На самом деле даже собаки на кладбище той ночью встретили его хорошо.
9. Квартал Гази
Мы спрячемся здесь
Самиха. Да, я убежала с Ферхатом. Я храню молчание уже два года, чтобы быть уверенной, что никто не узнает, где мы. Но мне так много надо сказать.
Сулейман был действительно влюблен в меня. Правда, что любовь может сделать любого мужчину глупцом. Он вел себя со мной так странно – особенно прямо перед моим побегом, – и, когда говорил со мной, у него во рту пересыхало от волнения. Как бы он ни старался, он никогда не мог понять, как говорить те милые вещи, которые мне хотелось бы услышать. Обычно он насмехался надо мной, словно озорной мальчишка над своим младшим братом, и пусть ему нравилось возить меня, но каждый раз, как мы оказывались в фургоне, он все равно твердил: «Будем надеяться, что никто нас не видит» или «Мы потратили слишком много бензина».
Убегая, я оставила все подарки от Сулеймана, хотя и не могла себе представить, как отец будет возвращать свои вставные зубы и прочее… Он, должно быть, очень сердит. Но признаться, и я очень сердита: они все решили, будто Сулейман хорош для меня, даже не подумав спросить мое мнение.
Ферхат сказал, что впервые увидел меня на свадьбе Райихи и Мевлюта. Я его тогда даже не заметила. Но он не мог забыть меня; об этом он сказал, когда однажды остановил меня на Дуттепе, чтобы в глаза мне сказать, что он влюблен и собирается жениться на мне.
Мне понравилась его дерзость – ведь многие юноши хотели на мне жениться, но так и не сумели набраться храбрости и подойти: он сказал мне, что учится в университете и работает в ресторанном деле (он не сказал, что официантом). Обычно он звонил мне домой в Дуттепе, хотя я не имею представления, где он взял наш номер. Если бы Сулейман с Коркутом узнали об этом, они бы его в кровь избили и кости переломали, но Ферхата это не пугало, он все равно мне звонил и пытался договориться о встрече. Когда Ведиха была дома, я не подходила. «Алло… Алло? Алло, алло! – говорила моя сестра, поглядывая на меня. – Никто не отвечает… Должно быть, снова тот парень. Осторожнее, Самиха, этот город полон разных искателей приключений, поджидающих удобного момента». Я не отвечала. Но Ведиха прекрасно понимала, что я всегда предпочту веселого плута толстому, ленивому богатею.
