Они миновали Парк-роуд и доехали до Примроуз-Хилл. Боксер показал Мистри, куда привести Чхоту Тамбе. Затем отвез Дипака к дому Тамбе, оставил машину и пешком вернулся на Примроуз-Хилл. Он присел на скамейку. Перед ним открывался вид на телебашню. Раздался телефонный звонок – Боксер забыл отключить мобильник. Звонил Дикон.
– Как дела, Саймон?
– Звоню, чтобы сообщить, что Алишия освобождена и бомбы обезврежены.
– Отлично. Исабель Маркс знает?
– Да, она уже едет в больницу к Алишии, – сказал Дикон. – Что-то не слышу в твоем голосе большой радости.
– Просто задумался кое о чем, – уклончиво ответил Боксер.
– Чарли, только представь: если бы Алишию не похитили, мы могли бы и не узнать о бомбах.
– Никогда не стоит терять надежду, Саймон.
– Давай как-нибудь встретимся, пропустим по рюмочке.
– В любое время, – согласился Боксер и отключил телефон.
Он укрылся во тьме, подальше от света фонаря. Чарльз уже начал замерзать. В голове крутились мысли о том, что он может потерять Эми, а теперь еще и Исабель. Черная дыра внутри разрослась до невиданных размеров. В поле зрения возникли двое, в одном из них Боксер узнал Мистри. Вид его спутника удивил Чарльза. Он знал, что имя «Тамбе» дословно значит «маленький», но и подумать не мог, что тот и правда окажется толстеньким коротышкой.
Боксер держался в тени, выжидая и стараясь выбросить из головы мысли о том, что ему предстоит совершить. Он подумал об отце и неожиданно вспомнил вопрос, который часто слышал от других и на который никогда не отвечал: «Когда ты перестал разыскивать отца?» Сейчас ответ стал мучительно очевиден. Боксер перестал искать отца в тот самый день, когда впервые предположил, что тот действительно может быть виновен, и не в одном убийстве.
Мистри и Тамбе присели на скамейку. Чарльз окинул взглядом пустой холодный парк. Отогнав все мысли, вышел из тени, выстрелил, бросил пистолет и пошел дальше.
Глава 36
15 марта 2012 года, четверг, 1:00
Юго-западный Лондон, госпиталь Кромвеля
Алишию доставили в отделение скорой помощи университетской больницы Ньюхэма и провели полный медосмотр. Узнав об этом, д’Круш тут же организовал для дочери отдельную палату в больнице Кромвеля. Исабель немедленно выехала туда, а самому Фрэнку пришлось задержаться – его ждали на совещании в штаб-квартире МИ-5.
Исабель не сразу пустили к дочери – нанятый д’Крушем врач дотошно осматривал Алишию и не хотел, чтобы ему мешали. Ничего нового к заключению специалистов ньюхэмской больницы он не добавил: несмотря на длительное пребывание в травмирующей ситуации, девушка была в очень хорошей физической форме. Чего нельзя было сказать о ее психическом состоянии – врачи не исключали вероятность развития посттравматического стрессового расстройства.
Прежде чем войти в палату дочери, Исабель постучала. Видимо, правила этикета слишком глубоко укоренились в ее душе. Но все формальности мигом вылетели у нее из головы, когда лежащая под капельницей Алишия протянула ей навстречу руки и дрожащими губами прошептала слово, которое Исабель не слышала уже много лет:
– Мамочка!
Несколько минут они просто молча сжимали друг друга в объятиях. Зарывшись лицом в волосы дочери, Исабель покрывала поцелуями ее макушку, укачивая, словно младенца. Алишия чувствовала знакомое тепло кашемирового свитера, аромат духов и прежде всего – глубокий, с детства родной запах матери.
– Прости, – срывающимся голосом повторяла она, – прости меня, мамочка.
– Не говори глупостей, – успокаивала ее Исабель. – Тебе не за что извиняться. Мы снова вместе, и это главное.
Она готова была задушить дочь в объятиях.
– Я прошу прощения за то, что была с тобой жестока и несправедлива. – Казалось, Алишии не терпится сбросить тяжесть с души. – За то, что отстранилась, когда приехала из Мумбаи. Я была не права. Теперь я знаю, что лишь тебе одной могу доверять. Как жаль, что я не поняла этого, пока меня не разлучили с тобой, пока я не осознала, что могу никогда больше тебя не увидеть.
Исабель промолчала и лишь так крепко прижала дочь к груди, что та пискнула, словно котенок.
Они молча сидели, держась за руки. Казалось, с момента их прошлой встречи миновала целая жизнь.
Им понадобилось не меньше четверти часа, чтобы прийти в себя. Медсестра принесла чай, проверила капельницу, померила Алишии температуру и давление. Исабель присела у окна. Она сказала Алишии, что Фрэнк сможет приехать только после совещания.
– Не хочу видеть никого, кроме тебя, – покачала головой дочь. – Целую неделю я провела среди сплошных негодяев… Давай просто побудем вдвоем.
– Дипак тоже здесь, – заметила Исабель. – Ему не терпится увидеться с тобой.
– О нет! – взмолилась Алишия. – Не знаю, выдержу ли я встречу с ним.
Субботним днем Боксер пил кофе в компании Эсме. Он приехал забрать Эми. Дочь собирала вещи в своей комнате. Чарльз так и не смог по-человечески поговорить с ней со дня поездки в Лиссабон.
– Как Эми себя вела? – спросил он Эсме.
– Хорошо… Даже можно сказать – отлично. – Эсме закурила уже четвертую сигарету за день. – Хорошая девочка. Настоящий кремень, как мой папаша говорил. Похожа на меня в ее возрасте. Характер у нее сильный, она выдержит что угодно и обижать себя никому не позволит.
– Что-то ты путаешь, – удивился Боксер. – Твой папаша колотил тебя почем зря, а мы Эми за всю жизнь и пальцем не тронули. Хотя у нее хватит норова убедить всех, что это неправда.
– Вы с Мерси слишком многого от нее требуете. И это притом что сами не справляетесь с родительскими обязанностями. Вы недостаточно ее любили.
– Недостаточно любили? – вспылил Чарльз. – Почему до нее не дойдет, что с нашей работой мы сделали все, что могли, и даже больше?
– А с чего до нее должно это доходить? Она была ребенком, когда ты колесил по свету, спасая людей то в Мексике, то в Пакистане, то в Японии. Можно найти кучу причин не прийти посмотреть, как она играет в футбол или потешает публику анекдотами со сцены, но ей-то до них какое дело?
– Погоди, какие анекдоты?
– А, так ты и не знал? Они с классом выступали в «Камеди стор». Публика аплодировала Эми стоя. На днях она повторила свой номер для меня. У девочки талант. И норова, как ты говоришь, действительно хоть отбавляй.
Боксер глотнул кофе и, покачиваясь на стуле, наблюдал, как элегантно и грациозно мать затягивается сигаретой.
– Я ее понимаю. Бабушка из меня не бог весть какая, своих проблем хватает, сам знаешь. – Эсме стряхнула пепел. – Но я от нее ничего не требую. Мне не нужно, чтобы она звала меня «бабулей». Я отношусь к ней как к обычной девочке… Или, скорее, девушке. Мне нравится, когда она вежлива, и не нравится, когда она грубит. Но я не взваливаю на нее груз ожиданий. Потому что если они не оправдаются – хуже и тебе, и ребенку.
