– Вы слишком молоды для знакомства с ней, – резюмировал он. – Или вы знали Рахиль уже ребенком?
– Я больше знаком с ее отцом, – признался я.
Доктор Арундес перевел дух и кивнул:
– Конечно! Где Сол? Уже несколько месяцев я пытаюсь отыскать его через консульство. Власти Хеврона сообщают только, что он выехал. – Он снова смерил меня взглядом классификатора. – Вы знаете о… болезни Рахили?
– Да, – ответил я. Болезнь Мерлина заставила ее расти наоборот, каждый день и миг теряя воспоминания о прошедшем. Мелио Арундес был одним их этих потерянных воспоминаний: – Вы навещали ее пятнадцать стандартных лет назад на Мире Барнарда.
Лицо Арундеса исказила гримаса.
– Это была ошибка, – пробормотал он. – Я намеревался поговорить с Солом и Сарой. Когда я увидел ее… – Он потряс головой. – Кто вы? Вы знаете, где сейчас Сол и Рахиль? Осталось трое суток до ее дня рождения.
Я кивнул:
– Ее первого и последнего дня рождения.
Вокруг было пусто и тихо, если не считать отголосков смеха, долетающих откуда-то с нижнего этажа.
– Я здесь в командировке от правительства Сети, – сказал я. – Мне известно, что Сол Вайнтрауб с дочерью отправились к Гробницам Времени.
Арундес побледнел, будто я ударил его в солнечное сплетение.
– З-здесь, на Гиперионе? – Он резко отвернулся к окну. – Я должен был догадаться… хотя Сол всегда отказывался вернуться сюда… Но теперь, когда Сары нет… – Он во все глаза уставился на меня. – У вас есть с ним связь? С ней… с ними все в порядке?
Я отрицательно покачал головой.
– Сейчас с ними нельзя связаться ни по радио, ни через инфосферу. Я знаю только, что добрались они благополучно. Вопрос в том, что известно вам и вашей группе? Любые сведения о Гробницах могут оказаться спасительными.
Мелио Арундес запустил руку в свою шевелюру.
– Если б только они нас туда пустили! Эта проклятая идиотская, бюрократическая близорукость… Вы говорите, что имеете отношение к кабинету Гладстон. Можете ли вы им втолковать, насколько нам сейчас важно попасть туда?
– Я всего лишь посыльный, – ответил я. – Пожалуйста, объясните мне суть дела, и я попытаюсь передать эту информацию по назначению.
Большие руки Арундеса схватили что-то невидимое. Его напряжение и гнев были осязаемы.
– В течение трех лет консульство разрешало раз в неделю передавать по своему бесценному мультипередатчику данные телеметрии. Они свидетельствовали о медленном, но неуклонном распаде антиэнтропийной оболочки – приливов времени – внутри Гробниц и вокруг них, странном, противоречащем всем теориям, но постоянном. Когда распад был замечен, нам разрешили вылететь сюда. Уже полгода, как мы здесь. У нас есть данные, которые свидетельствуют, что Гробницы открываются… движутся к синхронности с «настоящим моментом», но – увы! – через четыре дня после нашего прибытия приборы смолкли. Все разом. Мы умоляли этого сукина сына Лейна, чтобы нас допустили хотя бы настроить их, заменить датчики, если уж нельзя присутствовать там лично… Ноль реакции. Покинуть Китс не дают. Связаться с университетом не разрешают… хотя с прибытием эскадры ВКС это стало намного проще. Мы пытались отправиться вверх по реке без разрешения, но амбалы из морской пехоты перехватили нас у шлюзов Карлы и вернули назад в наручниках. Четыре недели я отсидел в тюрьме. Теперь нам дарована свобода без толку слоняться по Китсу, а если мы снова покинем пределы города, нас засадят на неопределенный срок. Можете ли вы помочь?
– Не знаю, – ответил я. – Я хочу помочь Вайнтраубам. Возможно, дело бы сильно продвинулось, попади ваша экспедиция на место. Вам известно, когда откроются Гробницы?
Физик-темпоралист мрачно развел руками.
– Будь у нас новые данные! – Он вздохнул. – Может, они уже открылись, а может, не откроются еще полгода.
– Вы употребляете слово «открыты» в обычном смысле?
– Конечно, нет! Гробницы Времени «физически» открыты для осмотра со времени их обнаружения, уже четыре стандартных века. Словом «открытие» я обозначаю момент, когда исчезнут временные завесы, скрывающие их внутренние отсеки, синхронизацию комплекса с локальным временем.
– Под «локальным» вы подразумеваете…
– Время этой Вселенной, разумеется.
– И вы уверены, что Гробницы движутся назад во времени… из нашего будущего? – спросил я.
– Назад во времени – безусловно, – уверенно ответил Арундес. – А что из нашего будущего – не могу утверждать. Мы даже не знаем наверняка, что означает «будущее» с точки зрения темпоральной физики. Возможно, это набор синусоидальных волн вероятности, или мегапоэтическое дерево вариантов, или даже…
– Но чем бы оно ни было, – перебил я его, – Гробницы Времени и Шрайк пришли оттуда?
– Гробницы Времени – наверняка, – подтвердил физик. – О Шрайке мне ничего не известно. Полагаю, это миф, не более, и его питает та же жажда сверхъестественных истин, что движет всеми религиями на свете.
– Даже после того, что случилось с Рахилью? – тихо спросил я.
Мелио Арундес гневно взглянул на меня.
– Рахиль заразилась болезнью Мерлина, и это настоящая болезнь, болезнь антиэнтропийного старения, вовсе не похожая на раны от зубов мифического чудовища.
– Раны от зубов времени не миф, – возразил я, удивившись, что так лихо орудую дешевой философией. – Но суть в другом: как поступят с Рахилью хозяева Гробниц, Шрайк или кто там еще? Вернут ли они ее в «локальный» поток времени?
Арундес кивнул и уставился мимо меня на крыши. Солнце спряталось за облака, и утро сразу поблекло, красные черепицы потускнели, заморосил дождь.
– И еще, – продолжил я, к немалому своему удивлению. – Любите ли вы ее по-прежнему?
Физик медленно повернулся ко мне и буквально обжег взглядом. Я чувствовал, как мысль дать мне отпор – возможно, физически – созрела в нем, дошла до полного кипения и рассыпалась огненными искрами боли. Он залез в карман пиджака и показал мне голографию уже седеющей, но привлекательной женщины и двух молодых людей.
– Моя жена и дети, – негромко произнес Мелио Арундес. – Они ждут меня на Возрождении-Вектор. Если даже Рахиль… выздоровеет, то, когда ей исполнится столько же, сколько было к моменту нашей встречи, у меня за плечами будет уже восемьдесят два стандартных года. – Безнадежно махнув рукой, он убрал снимок в карман. – Но я по-прежнему ее люблю.
– Готовы? – нарушил тишину чей-то голос, и я увидел в дверях Хента и Тео Лейна. – Катер взлетает через десять минут, – сообщил Хент.
Поднявшись, я протянул руку Арундесу.
– Я попытаюсь, – пообещал я ему на прощание.
Генерал-губернатор Лейн отправил нас в космопорт на одном из скиммеров своей охраны, а сам вернулся в консульство. Военный скиммер был едва ли комфортабельнее личной машины дипломата, зато летел быстрее. Мы уже пристегивали ремни, прижатые к креслам защитным полем, когда Хент спросил:
