– Я с вами, – внезапно сказал Мартин Силен.
Воцарилось молчание. За ту неделю, что паломники провели вместе, поэт и Ламия раз пять чуть не подрались, а однажды она пригрозила его убить. Ламия пристально посмотрела да Силена.
– Ладно, – согласилась она. – Только сначала зайдем в Сфинкс – за рюкзаками и бутылками для воды.
Тени западной стены уже начали удлиняться, когда паломники двинулись в обратный путь, к воротам долины.
17
Двенадцатью часами раньше винтовая лестница привела полковника Федмана Кассада на верхний из уцелевших этажей Хрустального Монолита. Со всех сторон бушевало пламя. В дырах, пробитых гранатами и лазером Кассада, чернела тьма. Буря вдувала в них пыль, черно-алую, как засохшая кровь, которая забивалась в каждую щель. Кассад снова надел шлем.
В десяти шагах от него застыла в ожидании Монета.
В силовом скафандре, надетом на голое тело, она казалась облитой ртутью. Языки пламени отражались на груди и бедрах, плясали зайчиками во впадинках на горле и у пупка. Шея у нее была длинная, как у птицы, серебряное лицо сияло безупречной красотой, а в глазах трепетал, раздвоившись, высокий призрак – Федман Кассад.
Он поднял свою десантную винтовку и щелкнул селектором, переключив ее в мультиогневой режим. Тело полковника, защищенное силовым панцирем, напряглось в ожидании атаки.
Монета повела рукой, и часть ртутного скафандра исчезла, открыв голову и шею. Кассад знал наизусть каждую черточку ее лица, каждую впадинку. Ее каштановые, коротко стриженные волосы были зачесаны налево. Глаза все те же – изумрудные, бездонные. Маленький рот с чуть оттопыренной нижней губой, который никак не решался раздвинуться в улыбке. Вопросительно изогнутые брови, маленькие уши, которые он так часто целовал, шепча ласковые слова, нежную шею, к которой приникал щекой, чтобы услышать биение ее сердца.
Кассад прицелился.
– Кто ты? – спросила она таким знакомым ласковым и страстным голосом, все с тем же чуть заметным акцентом.
Кассад замер, держа палец на спусковом крючке. Десятки раз они любили друг друга, снова и снова встречаясь в его снах и в модельных сражениях – волшебной стране их любви. Но если она действительно движется навстречу времени…
– Я знаю, – спокойно произнесла она, словно и не замечая, что его палец уже нажимает на спусковой крючок. – Ты тот, кого обещал мне Повелитель Боли.
У Кассада перехватило дыхание. Сделав над собой усилие, он заговорил хриплым, срывающимся голосом:
– Ты меня не помнишь?
– Нет. – Склонив голову набок, она лукаво посмотрела на него. – Но Повелитель Боли обещал мне воина. Нам было суждено встретиться.
– Мы уже встречались. Очень давно, – с трудом произнес Кассад. Винтовка автоматически наводилась на лицо. Она будет менять длину волны и частоту лазерных импульсов каждую микросекунду, пока не пробьет защиту скафандра. Плюс к этому весь ее ассортимент: пули, электронные пучки, гранаты, теплочувствительные дротики…
– Я не могу помнить твоего «очень давно», – сказала она. – Мы движемся в общем потоке времени, но в противоположные стороны. Как меня зовут в моем будущем и твоем прошлом?
– Монета, – выдохнул Кассад, приказывая закаменевшей руке нажать на спуск.
Она с улыбкой кивнула.
– Монета. Дитя Памяти. Какая жестокая ирония!
Кассад вспомнил ее предательство в песках над мертвым Градом Поэтов. Либо она сама превратилась тогда в Шрайка в его объятиях, либо позволила тому занять свое место. Акт любви вмиг обернулся мерзкой и страшной насмешкой.
Полковник Кассад нажал на спусковой крючок.
Монета прищурилась.
– Здесь это не действует. Эта вещь не работает внутри Хрустального Монолита. Почему ты хочешь убить меня?
Кассад взревел, отшвырнул бесполезное оружие в сторону, направил энергию в боевые перчатки и бросился вперед.
Монета не шелохнулась. Она стояла и смотрела, как он преодолевает эти десять шагов, – набычившись, не обращая внимания на стоны силового панциря, перестраивающего на ходу структуру своего поверхностного слоя – а потом протянула руки ему навстречу.
Кассад с разбега врезался в Монету, сбил ее с ног, и оба покатились по полу. Кассад тянул руки в наливающихся силой перчатках к ее горлу, но Монета железной хваткой вцепилась в его запястья. Кассад попытался взять в союзницы силу тяжести, и у самого края площадки ему удалось подмять Монету под себя – выпрямив руки в отвердевших перчатках, он сжал пальцы на ее шее. При этом его левая нога свесилась с края площадки – в шестидесятиметровую пропасть.
– Почему ты хочешь убить меня? – прошептала Монета и легко перевернула Кассада набок, сбросив этим движением их обоих с площадки.
Вскрикнув, Кассад мотнул головой, чтобы опустить забрало. Они неслись сквозь тьму, сплетясь телами в свирепом захвате. Руки Кассада, сжатые ее железными пальцами, начали неметь. Казалось, время замедлило свой бег. Они все падали, падали, и воздух мягко щекотал лицо Кассада, как медленно натягиваемое одеяло. Метров за десять до пола время вновь побежало с прежней скоростью. Кассад мысленно произнес кодовую фразу для превращения панциря в жесткий кокон, и тут же последовал сокрушительный удар.
С усилием вынырнув из кровавого омута, Федман Кассад понял, что с момента удара прошла всего секунда или две. Шатаясь, он поднялся на ноги. Рядом медленно поднималась Монета… Стоя на одном колене, она замерла, уставившись на расколотые их телами изразцы.
Кассад включил ножные сервомеханизмы и изо всех сил ударил ее в голову.
С легкостью увернувшись, Монета схватила Кассада за ногу и швырнула в трехметровую хрустальную панель, которая со звоном раскололась. Кассад вывалился наружу – на песок, в ночь. Монета дотронулась до своей шеи – по лицу ее заструилась ртуть – и вышла следом.
Кассад поднял разбитое забрало, снял шлем. Ветер взъерошил его короткие черные волосы, царапая щеки песком. Он рывком подтянул ноги, встал. Индикаторы на воротнике мигали красным, предупреждая, что последние резервы энергии на исходе. Но это неважно – на следующие несколько секунд энергии хватит, вот и все, что ему нужно.
– Что бы ни произошло между нами в моем будущем – твоем прошлом, – проговорила Монета, – не думай, что это я изменила обличье. Я не Повелитель Боли. Он…
Кассад одним прыжком преодолел разделявшие их три метра и, оказавшись позади Монеты, изо всех сил рубанул правой рукой сверху вниз. Боевая перчатка, армированная углепластовыми пьезоэлектрическими волокнами, мгновенно превратившими ее в смертоносный клинок, рассекла воздух со сверхзвуковой скоростью и опустилась на основание шеи Монеты. Но та даже не попыталась увернуться или отбить удар, которым можно было бы перерубить дерево или рассечь полметра камня. На Брешии, в рукопашной на улице Бакминстера, Кассад в два счета обезглавил таким ударом полковника Бродяг: перчатка рассекла силовой панцирь, шлем, личное защитное поле, мясо и кости – и голова убитого еще секунд двадцать глазела на собственное тело, прежде чем смерть взяла свое.
