…На столе стояли бутылка шампанского и торт, возле которого с ножом в руке колдовала хрупкая медсестричка в коротеньком, не застёгнутом на нижнюю пуговицу халатике.
— Вы кто такой? Что позволяете себе? — глаза высокопоставленного медика, только что излучавшие трепетную ласку и нежность, мгновенно наполнились злостью и ненавистью.
— Хорошо живёте, Пал Петрович (фамилия, имя и отчество главврача были указаны на двери).
— Маня! — завизжал тот. — Маня!!!
— Не орите. Комитет госбезопасности. Полковник Ковальчук.
— О-о-очень приятно… — доктор согнулся и услужливо протянул потную узкую ладонь. — Чем могу быть полезен?
Иван Иванович руку не пожал.
— Распорядитесь вызвать в кабинет Пилютина! — произнёс он максимально жёстко, опускаясь на свободный стул.
— Слушаюсь, товарищ полковник! Слушаюсь… Иришка, найди, пожалуйста, Артемия Давыдовича!
— Момент! — похоже, она хотела добавить, по обыкновению, «мой котик», но смолчала и, виляя тощим задом, медленно пошла к выходу.
— О товарище Ковальчуке — ни слова, я верно говорю?
— Абсолютно.
Спустя две минуты в кабинет ввалился десятипудовый увалень с огромным носом, поражённым какой-то странной болезнью, вызвавшей покраснение и напухание сморкательного органа. «Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного» — вдруг вспомнились ветерану запрещённые стихи, гулявшие по его конторе уже чуть ли не полвека.
— Вызывали? — тем временем развязно и нагло бросил Пилютин.
— Полковник Ковальчук. Из Комитета, — испуганно протарахтел Павел Петрович, кивая на седовласого гостя, вальяжно разместившегося в углу просторного кабинета.
Артемию Давыдовичу сразу же захотелось по малой (а может, и большой) нужде, чтобы удовлетворить её, он попытался выскользнуть из кабинета, но путь уже преградил Белобородов.
— Куда это вы собрались, гражданин хороший?
— В туалет…
— Обкакались?
— Никак нет…
— Значит, у вас всё впереди, — он повернулся к медсестре, с которой успел найти общий язык, и, показывая два ряда ровных белых зубов, громко распорядился: — Принесите доктору утку, Мария Борисовна!
— Слушаюсь, товарищ майор! — принимая игру, весело отрапортовала девушка.
43
— Итак, каких людей вы устроили вчера вечером в санаторий без путёвки? — спросил Ковальчук, жестом приглашая Пилютина сесть.
— Ка-ка-каких людей?
— Вот и я спрашиваю — каких? Неужели их было так много, что вы не можете всех вспомнить?
— Не-ет! — заблеял, как заблудшая овца, доктор. — Только двое. Он и она.
— Любовники?
— Непохоже… Скорее отец и дочь — слишком добрые у них отношения! Я… Я… Я не хотел их поселять, но старик обещал не сегодня завтра подвезти все необходимые документы.
— Как он объяснил их отсутствие?
— Сказал, что его ограбили… В поезде… Деньги, мол, были в сумочке у Тамары, поэтому остались в целости и сохранности, а документы — в повешенном на крючок пиджаке, который преступники забрали с собой. Вот такая неприятная история, товарищи чекисты… Я могу наконец выйти? Припекает так, что больше нет сил!
— Сейчас Маня принесёт уточку. В неё и оправитесь под присмотром главврача, — еле сдерживая хохот, процедил сквозь зубы Белобородов.
44
Ковальчук снял с Пилютина огромный белый халат и закутался в него. Белобородов «раздел» пышную Маню и следом за полковником направился в «люкс», снятый разыскиваемой парочкой.
— Я беру на себя профессора, а ты — Неллю, понял?
— Может, наоборот? С ним будет нелегко.
— Не переживай, справлюсь. А, чёрт! Одного мы с тобой не предусмотрели…
— Чего?
— У них наверняка есть яд… Одно неосторожное движение — и мы можем остаться без погон. Мне это не страшно, а тебе, как я понимаю, ещё расти и расти.
— У меня в кармане есть бинт. Я Неллю скручу и сразу забинтую ей рот.
— Боюсь, не успеем… Надо придумать что-то оригинальное… Пошли назад к Маховикову.
— А это кто?
— Читать умеешь? Павел Петрович — главный врач.
45
Маховиков и Пилютин сидели по разным углам. Угнетённые, подавленные, разбитые.
Маня грозно восседала на стуле посреди великолепного начальницкого кабинета и держала под прицелом обоих лекарей.
— Встать! — скомандовал Ковальчук. — Включайте мозги, граждане эскулапы, это смягчит вам наказание.
— Скостит срок, но не намного! — предварительно подморгнув девушке, зло уточнил Белобородов, часто использовавший в своей речи блатную лексику. — Нам надо взять ваших постояльцев без шума и пыли
[59]
. Чтобы они даже не дёрнулись. Подскажите, как это сделать?
— Не знаю… — синхронно пожали плечами доктора.
— Стойте! — вдруг спохватилась находчивая медсестра. — Вы прописывали им какие-то процедуры?
— Да. Кардиограмму, — обречённо признался Артемий Давыдович. — На 11:00…
— Товарищи чекисты под видом медперсонала заранее проникнут в помещение, где будет проводиться диагностика сердца, и повяжут преступников жгутами, пока они находятся в горизонтальном положении со всевозможными датчиками на теле.
— Молодец, Маня! — майор восхищённо поднял вверх большой палец правой руки с треснувшим ногтем. — Учитесь, Гиппократы…
— Посмотри на часы, Стёпа! — остудил его пыл Иван Иванович.
— Блин, без четверти одиннадцать…
46
Первым на кардиограмму пошёл Селезнёв. Ничего не подозревая, позволил опутать себя электропроводами и, предвкушая блаженство, закрыл глаза. В это время из-за ширмы появились Ковальчук и Белобородов, набросились на него, заклеили пластырем рот и примотали руки к туловищу широким резиновым жгутом.
На лице профессора при этом читались удивление, разочарование и лютая жажда мести. Второй раз в жизни один и тот же человек помешал осуществлению его далеко идущих планов!
— Кто следующий? — выглянув в коридор, спросила сестричка, основательно проинструктированная оперативниками.
— Я, — мило улыбнулась пациентка Пушнова.
— Проходите, пожалуйста.
— А где папа?
— За ширмой. Одевается.
