– Вот декларация на груз Тони Рено. Возможно, она тебе знакома.
– Ты не могла бы меня накрыть чем-нибудь? – повторила Лив Хюла.
Ассистентка отошла к двери рубки управления, оглядела коридор в обе стороны, словно надеялась там найти то, что ей было нужно. Касаясь предметов обстановки на такой ракете, сразу чувствуешь на пальцах тальковую пыль иных миров.
– Я вас троих видела в барах на Стрэйнт-стрит, – бросила она через плечо. – Вы там составляли неплохую компашку. Два-три вечера в неделю вы и меня там можете найти. С тех пор как Эшманн исчез, эти бары под моим присмотром.
Она зависела от Эшманна, но не от его призрака, продолжавшего обитать среди теневых операторов под потолком офиса ассистентки. От привидения проку было чуть. Большую часть времени оно лишь смотрело на нее. Казалось, хотело о чем-то предупредить.
– Он учил меня, что в таких местах, как «Кошачье танго», нужно смотреть внутрь, а в таких, как это, наружу, на звезды. Я никогда толком не соображаю, на что именно гляжу.
В конце концов она отыскала розовое одеяло в клетку на полу рубки: оно пахло животными.
– Попроси Толстяка Антуана, чтобы со мной поговорил насчет дела Тони Рено. Я всегда на связи. Я всегда интересуюсь вашими делами.
Она аккуратно прикрыла Лив Хюлу одеялом.
– Стало теплей? – спросила она.
Пошла к двери, но задержалась на пороге.
– Космический капитан вроде тебя, милая, может себе позволить штаны поприличней.
Ассистентка считала, что не испытывает страха перед собственным взглядом. Она каждый день смотрела себе в глаза, но не обязательно что-нибудь в них видела. У нее сформировалось расписание привычных дел, на работе ли, на отдыхе ли. В середине дня ее часто можно было застать среди киосков «Prêter Cur»: там она знала всех бойцов, портных и торговцев органами, они будто сошли с открыток или сигаретных ярлыков какой-нибудь старой коллекции. По утрам ассистентка на большом розовом ретроавтомобиле приезжала на Окраину Саудади, где Зона Явления расплывалась, выцветая до собственного ореола, а в клочковатой мгле зачастую маячило что-то большое и нечеткое, меняя позицию. По вечерам она зависала в барах на Стрэйнт или твинк-баке на Си-стрит, а иногда просто сидела в своей комнате на глоубтаунской улочке, глядя в зеркало, следя, как ползут по стенам отсветы ракетно-портовой физики, и придумывая себе имена.
Она называла себя Секхет
[14]
, Милашкой, Розами, Радтке
[15]
, Эмили-Мизери.
Испробовала Девушку Разбитое Сердце и Имоджен.
Испытала Доминатриссу Первой Точки Лагранжа.
Она смотрела в зеркало и говорила:
– Такая красотка просто не может остаться в девках.
7
Вас вызывает Англия
В Лондоне погода переменилась. Анна Уотермен пересела с одного поезда на другой в Клэпхэме и рейсом в 12:10 до Эпсома прибыла на Каршолтон-Бичес. Оттуда двинулась сперва на восток, потом на юг под небом, готовым как разразиться дождем, так и просиять солнцем; длинные кварталы заброшенных и полузаброшенных пригородных коттеджей уходили в сторону Банстеда, при каждом имелся стометровый сад и деревянный замшелый гараж. Недалеко от королевской тюрьмы Даунвью Анна свернула в переулок, показавшийся ей смутно знакомым, и вошла в первый же сад. Дом был трехэтажный, обособленный, с выложенными по низу штукатуркой с каменной крошкой белеными стенами и мансардными окошками у конька крыши, а панорамные окна первого этажа чисто вымыты. Это не оставляло особой надежды: Анна знала, что в нужном ей доме окна будут грязными, сам он окажется заброшенным, словно обитателю все равно, как жилище выглядит снаружи. То будет дом, всецело обращенный внутрь.
Тем не менее Анна вытащила футляр с жестким диском из сумочки, просто на всякий случай, и взвесила в руке. Если бы ее сейчас остановили, она могла бы продемонстрировать футляр в знак своих добрых намерений.
Она скажет:
– Я просто хотела это вернуть.
И это будет правдой. Она, впрочем, уже привыкла проникать в чужие сады. Ее ни разу не поймали.
Короткая тропинка, заросшая сорняками, вела к гаражу. В саду перед домом порывистые проблески света выхватывали из сумерек зеленеющий падуб и старые розовые кусты. Остановившись у панорамного окна и сложив руки чашечкой вокруг лица, чтобы отсечь паразитные отражения, она обнаружила, что смотрит в комнату, полную частично распакованных коробок и старых пакетов, словно кто-то отсюда много лет назад намеревался выехать, да так и не выехал. У стен стояла мебель – самая разная, включая больничную койку и обеденные столики различных размеров, а узкие треугольные лоскуты обоев отклеились, обнажая старую краску. На полу змеились ни к чему не подключенные электропровода. Поверхности всех предметов в комнате, от стремянки до лампочки без абажура под потолком, покрывал густой грязный слой пыли: он накапливался в любом заброшенном лондонском доме год за годом, подобно специализированному промышленному защитному покрытию. Комната казалась заброшенной, но не то чтобы ничейной. Дверь в задней стене была приоткрыта – достаточно, чтобы впускать внутрь немного света, но недостаточно, чтобы дать понять, царит ли и в других помещениях подобное запустение.
Анна пожала плечами и пошла обратно, но тут же заслышала чьи-то шаги по бетону, и мальчишка лет шестнадцати появился из-за угла, оглядываясь через плечо, словно натворил что-то внутри и теперь ожидал, что за ним погонятся. Он был в узких джинсах, подвернутых до щиколоток, тесной, не по размеру, футболке и высоких сапогах на шнуровке, запятнанных черной и розовой краской. Короткие соломенные волосы заляпаны гелем в таком беспорядке, что напоминали старый колючий куст. Увидев Анну, он подскочил от неожиданности и торопливо проговорил:
– Не знаю, что вы там себе подумали, но я пришел к женщине, которая тут живет. Я ей иногда фильмы приношу, но по большей части читаю вслух.
Анна, не зная, что на это ответить, промолчала. Мальчик выжидательно смотрел на нее. Он был ниже ее ростом, а на лице застыло странное выражение: словно ему в глаза постоянно дует сильный ветер, не ощутимый больше ни для кого. В очевидной попытке убедить ее, что говорит правду, мальчишка выставил перед собой книжку в мягкой обложке, толстую, местами порванную, с коричневыми пятнами на краях страниц.
– Она старая, – сказал он. – Она тут уже много лет живет. Некоторые ее любят, некоторые нет. Она ходит за покупками в Каршолтон. Ей нравится кино, но только старомодное, она старые фильмы любит.
Он пожал плечами.
– Вам бы, наверное, что-то посовременней. У меня глаза устают от чтения. Пыль. У меня от пыли лицо стягивает.
– Я просто хотела это вернуть, – сказала Анна.
