Предоставленные М. П. Реноко координаты – мешанина фигур и символов, ужимавших одиннадцать измерений до точки в межзвездной тьме, – сперва ничего не явили. Затем возник астероид, сиротливо дрейфующий в сторону Тракта, который его и поглотит после не отмеченного событиями путешествия менее чем через полмиллиона лет.
– На орбите вокруг него какая-то структура, – сумела подтвердить Лив Хюла. И добавила: – Разрушенная.
Потом, когда она выбралась в скафандре наружу, во мрак, на темно-желтом ободке астероида бесцельно замелькал единственный путеводный огонек. Данные мелькнули на дисплеях шлема.
– Активности никакой, – сообщила она. Этого и следовало ожидать. В передней части разрушенной структуры обнаружилась очень старая ядерная энергостанция. Слегка экранированная, без систем управления или движущихся частей, монолитная, подобная реактору в Окло
[30]
. У противоположной оконечности располагались химические двигатели и динаточный драйвер: первоклассное оборудование, принайтовленное здесь менее пятидесяти лет назад. Казалось, кто-то попытался было спасти, что можно, укрепив новую аппаратуру у основания астероида, но оставил эти попытки, когда механизмы разорвало тестовым ускорением.
– Понятия не имею, как они его вообще засекли. Современная космология учит нас, что если задница у Вселенной и есть, то она именно тут. – (Щелчок.) – Я приближаюсь к разлому.
После этого связь надолго засбоила. На «Нове Свинг» дисплеи ранее демонстрировали передачу в реальном времени с ее шлемокамер, теперь вырубились, а когда включились опять, то передали последовательность не поддающихся интерпретации кадров: корпусные плоскости, оторванные структурные элементы, внезапные провалы, словно бы в особых пространственных взаимоотношениях с астероидом. Целые мили проводов размотались в космос.
– Извините, – сказала она. – Интерференция на линии.
Позже:
– Я внутри.
В сечении полуразрушенная структура являла хрупкие, органического вида трубочки и волокна выцветших голубого, пурпурного, розового и коричневого цветов. Внутри, однако, царил мрак. Торчавшие под странными углами сталактиты и сталагмиты разграничивали коридоры, потом потянулась более знакомая архитектура.
– С чего бы это ни началось, кораблем оно не было. Сдается мне, это вполне могло быть животное. Трубы и провода установлены вручную. Даже корпус – переделка. Все здесь перестроено. Я приближаюсь к реактору. – (Долгая пауза.) – Господи Иисусе! Дыры.
Свет на пятьдесят миллионов кандел, дерганый и неверный, вокруг неидентифицируемого пространства, тени от колонн падают на стены под странными углами.
– Вы это видите?
Она оказалась в какой-то палате. Куда ни глянь, идеально ровные, идеально круглые туннели полуметрового диаметра уходят в древнюю органику. Поверхность их блестела, как после воздействия высокой температуры.
– Это недавно случилось. Примерно во время попыток его эвакуировать или, может, прямо перед тем. Бля! Что это? Что это такое?
Свет пометался по стенам и погас.
Молчание.
– Антуан? Антуан? Вы это видели? Антуан, тут, рядом со мной, что-то есть.
В пилотской рубке «Новы Свинг» встревожились теневые операторы, закрыли руками лица, зашептали:
– Ну что она натворила? Что она опять натворила?
Толстяк Антуан вылетел из каюты и без промедления кинулся в рубку.
– Принять! – приказал он системам. Коннекторы пробурили его мягкое нёбо, он поперхнулся и без предупреждения блеванул, вспомнив, что давал зарок никогда больше не летать. Как только он это ощутил, системы окутали его. Пытаясь отключить навигацию, он на миг уставился во все стороны одновременно. Личность его покинула. Его без конца выворачивало. Отовсюду пошел запах резины, затем корабль попытался его успокоить: стал накачивать подавителями рвотного рефлекса и каким-то дешевым производным норэпинефрина для блокировки обратного захвата серотонина.
– Черт побери, – сипло вымолвил Антуан, – просто пусти меня к себе.
Поликремниевые двигатели полыхнули во тьме. В тот же миг вакуум словно бы ионизировался. Фазовые переходы забурлили в умном нанотехгазе, миллиарды крошечных камер рассеялись между кораблем и астероидом, точно молоки. Но Толстяк Антуан оставался слеп, коннекторы внедрились в него лишь частично и не стабилизировали подключения.
– Эй, Лив? – звал он. – Лив?
Ответа не было. Потом на линии затрещала статика, донесся шум гак-гак-гак – Галактика болтала сама с собой вспышками на сверхсвете.
– Эй? Антуан?
– Господи!
– Антуан, прости. Тут никого. Я совсем потерялась.
Антуан обмяк и стал отключаться.
– Добро пожаловать в общество анонимных алкоголиков, – сказал он Лив Хюле.
– Антуан! Тут тела! Тела!
Если верить оттиснутым над визорами шлемов именам, она обнаружила треть исходной команды, высланной на раскопки. Подобно элементу диорамы или экспонату примитивного театра восковых фигур под названием «Место смерти XIV» или «Окончательная разведка», сидела МЕНГЕР
[31]
, с обвисшими плечами и широко раскинутыми ногами, прижавшись спиной к стене, поникнув шлемом, заведя руки между бедер. СЕРПИНСКИЙ
[32]
неловко скорчился, опершись на колено, словно предлагал что-то: оказалось, что он нацарапал на предплечье скафандра слово кривизна.
«Наблюдение это или предостережение?» – задумалась Лив Хюла.
– На них ни царапины, – сообщила она команде «Новы Свинг».
Кто из них погиб первым? Женщина, во всяком случае, казалась застигнутой в падении к отчаянию. Прослеживается ли одиночество или нежность в том, как склонился в ее сторону СЕРПИНСКИЙ? Туннель здесь сужался и расщеплялся на три, странные мраморные колонны стремительных очертаний закруглялись над головами трупов, подобные оледеневшим волнам. Не желая заглядывать в потемневшие визоры и тем переводить открытие в стадию вуайеризма, а может, опасаясь не так увидеть их, как обнаружить, что приняла МЕНГЕР и СЕРПИНСКОГО за тех, кем эти пустые, брошенные скафандры не являлись, Лив прошмыгнула мимо и направилась дальше. Линия молчала, хотя связь не прерывалась. Она внезапно проговорила:
