…Расположенная между морем и городом, на расстоянии броска от спортивного ракетодрома, «Венеция», с ее высокими окнами без штор, светлыми грязноватыми номерами и полами из бледного дубового дерева без ковров, поглощавшими утренний свет, уже пять лет как стала краем обетованным всех ракетных жокеев гало. Двадцать четыре часа в сутки рядом со старой гостиницей гремел карнавал: неумелые татушки, неумелые прически, аматорские планы. У края ВПП люди на коленке строили себе звездолеты. Войдя, можно было обнаружить девятнадцатилетнего пилота, красавчика из красавчиков, спящим в пустом баре в четвертом часу пополудни – и вскоре подняться вместе с ним в номер на четвертом этаже, в отводном коридоре. Следующим утром ты просыпалась с улыбкой, завернувшись в розовое одеяло с раздельными секциями, которое потом, украв, таскала за собой по жизни, поднималась, подходила к окну и слушала, как с моря долетает нелегальный рев: там гипердипы, возвращаясь, лихо входили в нижние слои атмосферы на сверхзвуке.
Несколькими часами ранее утлые суденышки эти с наскоро принайтовленными чужацкими двигателями кувыркались в хромосфере Франс-Шанса (не забывая, для защиты авторских прав, записывать свои маневры на видео с виртуальным Hα-фильтром). А теперь их пилоты вознамерились первыми из людей пронестись на скорости более двадцати тысяч километров в час менее чем в пятистах футах над уровнем моря. Хрупкая и вместе с тем нутряная уверенность: ты тоже этим развлекалась, и тебе все еще недостаточно, и ты будешь повторять раз за разом, пока не выбьешься из сил. Потом окажется, что твой новый хахаль не кто иной, как легендарный Эд Читаец, а вы двое – прямые конкуренты в борьбе за Самое Дурацкое Достижение Года.
Лив проснулась и с пронзительной ясностью осознала благодаря перспективе этого видения, где именно ей раньше доводилось встречать человека в K-баке. Она вызвала Антуана, который уже три дня отказывался покидать свою каюту, поставив на автоповтор «Ya skaju tebe», и ел руками малиновое мороженое.
– Толстяк Антуан, послушай меня. Нужно сходить в грузовой отсек.
Антуан и ухом не повел.
Стены оплетены темными цветками граффити; бронированные переборки деформированы – не взорваны, не расплавлены даже, а принудительно перемещены через последовательность неестественных физических состояний; везде снуют авторемонтники: кто-то, подумала Лив, тут не ту кнопку нажал.
Фрагмент корпуса так и оставался прозрачен. Стена выходила в пустоту. Призрачный свет уголка Тракта обманывал глаз, удлиняя грузовую палубу так, что та казалась внешней, а не внутренней частью корабля. Беспорядок среди саркофагов лишь усиливал эту иллюзию. Их теперь трудно было сосчитать. Они лежали, наваленные друг на дружку, на некотором расстоянии от входа, и напоминали ржавые бойлеры со свалки. Там тоже продолжались ремонтные работы, но непонятно было, где именно: лишь слышалось брызгающее шипение. Взлетали и опадали искры, описывая золотистые дуги перед иллюминатором и отскакивая от палубы; охлаждаясь, они обретали вишневый оттенок. По переборкам плясали крупные тени.
Все тут провоняло хлебной плесенью – и М. П. Реноко, который лежал в позе деревянной марионетки традиционного театра под беспощадным, но ненадежным светом сварочной дуги, в почерневшей одежде, упокоив левую руку на колене под странным углом. Одна сторона лица провалилась в череп и переплавилась в слитную массу, словно бы пластиковую; другая скептически усмехалась, одобрительно поблескивая одним глазом, будто Реноко только что умер – или, возможно, даже был жив, но по каким-то причинам предпочитал отмалчиваться. Даже общество мертвеца здесь немного успокаивало. Лив остановилась рядом с трупом и вгляделась в фонтан искр.
– Можешь выходить, Эд, я тебя вижу, – крикнула она.
– Лив? Лив Хюла?
Она неделями наблюдала, как он бесцельно дрейфует по кораблю, полагая, что все спят; сейчас он поплыл ей навстречу, широко улыбаясь и раскинув руки. За много лет воспоминания о нем поизносились внутри. Сгладились от частого пользования, а сходства с нынешней фигурой, на этом конце его жизни, не имели и вовсе никакого. Но в цирке гало от края до края сцены одни фрики, а Эд Читаец что, рыжий? За ним волочились лохмотья и ленточки изувеченных органов.
– Лив, это ты? Господи Иисусе!
Не получив ответа, Эд недовольно поглядел на нее, словно перепутал с кем-нибудь, хотя имя вспомнил верно. Например, с недавней поклонницей. Сфокусировавшись в точке немного слева от Лив, он произнес:
– Прости меня.
– За что? – спросила она. – Эд, что с тобой стряслось?
– Ай, да как обычно, поизносился-поистрепался.
– Да уж. – И, не услышав ответной реплики: – Я тебя звала, но ты ни разу не показался.
Она выдержала паузу, но Эд не пожелал заполнить и ее.
– Эй! – попыталась она. – Мне говорили, ты угнал K-рабль и улетел на нем прямо в Тракт!
– Это было много лет назад, – ответил Эд, будто извинялся за прошлое. – Это любому под силу.
– Да ну, Эд. Оттуда никто не возвращался.
– Я вернулся, – сказал он таким тоном, что она ему немедленно поверила. – Я не хотел; как только побываешь там, то на все пойдешь, чтобы остаться. Но вот я здесь. – Поразмыслив немного, он добавил, словно желая сбалансировать свой рассказ, сделать его более честным: – В общем-то, это K-рабль меня угнал.
– А теперь ты угоняешь «Нову Свинг».
– А, это они ее так сейчас называют? – Он рассеянно огляделся. – Прикольное имя.
– Дешевка, Эд, – сказала Лив. – Не имя, а дешевка. Потому-то тебе и нравится. Ты что имеешь в виду – сейчас называют? Послушай, а ты и вправду Эд Читаец?
– А кто еще мог в это вляпаться?
– И то правда, Эд.
Где-то среди наваленных штабелями саркофагов снова заработал сварочный аппарат. А может, это был вовсе не он. Искры, по крайней мере, полетели снова, искры везде, такие яркие, что Тракт побледнел и стал невидим. И звук: словно жужжит мошкара.
– Там еще кто-нибудь есть? – поинтересовалась Лив. Эд внезапно очутился рядом и схватил ее за плечи. От него исходил странный, не особенно неприятный запах, скорее озоновый или, может, халяльной пищи, заполняя все пространство между ними.
– Уходи отсюда! – приказал он.
Ей стало больно.
– Бля, Эд! – воскликнула Лив. Хотя она брыкалась и вырывалась, а Эда здесь в полном смысле слова не было, он без труда запустил ее кубарем назад к двери. Лив на лету попыталась оглянуться: из искр возникало нечто странно-прекрасное.
– Что это? Эд, что это?
– Не смотри туда! – крикнул он и вытолкнул ее в коридор.
Дверь закрылась, потом открылась снова. Высунулась голова Эда, ниже, чем можно было ожидать.
– Скоро поговорим, – пообещал он.
– Не стоит утруждать себя, – ответила Лив, заслышав позади Эда голос, вроде бы женский.
