— И что?
— А то, что там был автоматический «ругер» сорокового калибра и две полные обоймы!
— Господи!.. А отпечатки? Отпечатки его пальцев на оружии были?
— Нет, ни единого.
— Выходит, он пользовался перчатками?
— Возможно. Сейчас наши коллеги осматривают остальное содержимое сумки. Полчак должен отправить его отпечатки и фото в полицейское управление Чикаго, чтобы выяснить, нет ли у них чего-нибудь на него, а Ли намерен побеседовать с парнем лично. Рыжий придержит все это, пока мы хоть что-нибудь не выясним. Так что никому ни слова, особенно журналистам.
— Понятно.
— Джон… — Бэррон почувствовал, как изменился голос Хэллидея, зазвучав так же тревожно, как и в поезде, до того как началась операция по задержанию Донлана. — Я понимаю, то, что случилось сегодня, было довольно сурово. Но мы все прошли через подобное. Так что ты попробуй свыкнуться. Конечно, для этого потребуется время.
— Ага.
— Ты в порядке?
— Ага.
— Ну и хорошо. Если появится что-то новое по Реймонду, я дам тебе знать.
19.10
Один глубокий вздох, затем — другой. Джон закрыл глаза, прислонился затылком к стенке душевой кабинки маленького, арендованного им домика в квартале Сан-Фелис и с наслаждением ощутил, как струи горячей воды бегут по его коже. «Мы все прошли через подобное», — продолжали звучать в его мозгу слова Джимми. Все прошли? Значит, это происходило не раз и не два? Господи, так как же давно такое в порядке вещей?! «Ты в порядке?» В порядке?! Черта с два! Господи всемогущий!
Прошло уже почти пятнадцать часов с тех пор, как он вместе с Вальпараисо вошел в вагон Юго-Западного скорого в Барстоу, почти десять с тех пор, как он с пистолетом в руке и плечом к плечу с Рыжим Макклэтчи поднялся на пандус многоэтажного гаража, а вскоре после этого Марти Вальпараисо, образцовый полицейский и отец троих детей, подошел к закованному в наручники человеку и хладнокровно выстрелил ему в висок.
Бэррон поднял голову верх, подставив лицо под горячие струи душа, словно надеясь на то, что они сумеют смыть жуткие воспоминания.
Не помогло. Наоборот, на душе стало еще сквернее. В его мозгу все еще отдавался эхом звук выстрела, и ставшее вдруг тряпичным тело Донлана снова и снова безвольно заваливалось на пол, причем с каждым разом это происходило все медленнее, пока не превратилось почти что в стоп-кадр, фиксирующий, как чудовищная сила гравитации прекращает человеческую жизнь.
А затем настал покой. В сознании Бэррона замелькали лица, слова, образы…
— Говорит, что его зовут Реймонд Торн, а документы его остались в поезде. — Ли, расположившись на переднем пассажирском сиденье полицейской машины, зачитывал свои записи, в то время как сидевший за рулем Хэллидей выводил машину с территории паркинга. Бэррон находился на заднем сиденье, рядом с закованным в наручники и пребывавшим в состоянии холодной ярости то ли заложником, то ли подозреваемым, который изо всех сил пытался не показать полицейским душивший его страх.
— Утверждает, что он гражданин США, родившийся в Венгрии. — Ли полуобернулся и посмотрел на Бэррона. — Проживает в Нью-Йорке, в доме номер двадцать семь по Западной Восемьдесят шестой улице. Говорит, что работает в какой-то немецкой компании, занимается продажей программного обеспечения. В поезде на Лос-Анджелес оказался, дескать, из-за того, что в связи с метелью были закрыты все аэропорты Чикаго. Там вроде как и познакомился с Донланом.
— Я не «утверждаю», что являюсь гражданином США, — огрызнулся Реймонд. — Я действительно им являюсь! Более того, я — пострадавший. Меня похитили, взяли в заложники! Ваши коллеги были в поезде, они видели, как все произошло! Почему вы не спросите их?
В этот момент машина выехала из здания паркинга, и в глаза сидевших в ней людей ударило ослепительное солнце. Путь им перегородила плотная цепь фургонов со спутниковыми антеннами и журналистов. Полицейские в форме расчистили «форду» путь, и Хэллидей, вырулив на улицу, погнал машину по направлению к штаб-квартире полицейского управления, располагавшейся в Паркер-центре.
В памяти Бэррона отпечатались медальные профили сидевших впереди Ли и Хэллидея. Когда все произошло, они находились на первом этаже паркинга, но Джон не сомневался: они знали о том, что должно было произойти на втором, когда вели пленника вниз по пожарной лестнице. А это, в свою очередь, означало, что незаконные казни людей, подобных Донлану, являлись для них обычным делом. И они, видимо, полагали, что, если Бэррон стал членом их бригады, он смирится с этим и станет таким же, как они. Черта с два!
Джон выключил воду, вышел из душевой кабинки, насухо вытерся полотенцем и побрился, даже не глядя в зеркало. Его мысли по-прежнему метались между событиями, свидетелем которых он стал на протяжении последних часов. Но между секундой, когда Вальпараисо нажал на спусковой крючок, и настоящим временем имелись два крайне важных момента.
Во-первых, когда они проезжали сквозь живой барьер из журналистов, Бэррон заметил низкорослого парня в знакомом всем телезрителям мятом блейзере, таких же жеваных штанах хаки и в очках в роговой оправе. Когда они проезжали мимо него, он сунулся вперед. Это был Дэн Форд, самый агрессивный и назойливый журналист города. У него был всего один глаз, другой, хотя и почти неотличимый от настоящего, был стеклянным. Но своим единственным, настоящим, он, как рентгеном, прощупал всю машину и, очевидно, увидел то, что хотел увидеть.
Встретившись взглядом с этим глазом, Джон поспешно отвернулся и уставился в окно.
Дело было не в том, что Форд писал для «Лос-Анджелес таймс», и даже не в том, что, будучи ровесником Бэррона, в свои двадцать шесть лет он успел стать самым известным репортером криминальной хроники, не допускавшим никакой фальши в своих материалах. Он был близко знаком практически со всеми детективами. А уж с Джоном они дружили с первого класса начальной школы.
Именно по этой причине Бэррон так быстро отвернулся, когда Форд заглянул в машину. Он знал: его одноглазый приятель сразу же заметит шок и испуг в его взгляде и поймет, что буквально несколько минут назад произошло нечто ужасное. А потом спросит, что именно произошло.
Во-вторых, в штаб-квартире полицейского управления произошел странный инцидент, связанный с Реймондом. После того как его сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и уже повели в камеру, он вдруг потребовал свидания с Бэрроном. Поскольку Джон входил в число задержавших подозреваемого полицейских, ему позволили пообщаться с арестованным. Очевидно, тот снова станет протестовать и доказывать свою невиновность, но вместо этого…
— Вы плохо выглядите, Джон, — сказал Реймонд. — Похоже, вы чем-то расстроены. Чем именно?
Увидев кривую ухмылку на губах задержанного и услышав его вопрос, Бэррон, вспыхнув от ярости, чуть не задушил арестованного и потребовал, чтобы его немедленно увели. Стальные двери с громким стуком захлопнулись за ним.
