– А ты не взял с собой бутерброды или деньги на завтрак? – спросила она. – В письме из школы говорилось, что их надо брать.
– Знаю, – смиренно ответил Питер. – Я напомнил тете вчера вечером, но она забыла. Она все забывает.
В его голосе прорезалась тревога.
– Я не проголодаюсь, но как вы думаете, мне не нужно было взять с собой лист?
– Лист? – переспросила Мэрион.
– Да. Дети, которые пошли в подготовительный класс в прошлом году, сказали нам с Майклом, что нужно принести с собой лист или еще что-нибудь, о чем можно рассказать в «Покажи и расскажи». Майкл пытался сорвать очень большой лист, когда упал. Я говорил ему, что еще много времени, но ему все равно хотелось достать лист.
«Майкл потянулся за листом».
Мэрион прикрыла глаза, вновь увидев ту сцену на заднем дворе. Потом резко остановилась и обернулась к Питеру:
– Но зачем Майкл полез на сухую ветку? На ней же нет листьев.
Питер озадаченно взглянул на нее.
– Он упал не с сухой ветки. Он был над нею. Когда он упал, я испугался и встал на сухую ветку, чтобы его поймать, и вот тогда она сломалась. Но я держался за дерево.
Мэрион упала на колени перед Питером и взяла его за плечи.
– Питер, пожалуйста, – выговорила она, – это ужасно важно. Ты уверен, что Майкл упал не с сухой ветки? Ты точно-точно уверен?
Казалось, сейчас Питер озадачен еще сильнее.
– Но я же сказал вам – он пытался достать лист.
Рыдая, она притянула его голову к себе.
– Спасибо тебе, спасибо…
«Я не убила сына. Я не убила сына. Ох, Майкл…» Впервые со дня смерти сына звуки его имени несли мир. Ей показалось, что сейчас она укладывает сына спать – согревает, укутывает, а дальше он сможет обойтись без нее.
Питер немножко отодвинулся.
– У нас с Майклом был здоровский секрет. Давайте я лучше расскажу вам о нем.
С последним вздохом Майкл пытался рассказать ей об этом секрете.
– Расскажи.
– Ну… – начал он гордо, но с некоторой опаской, – это просто Майкл сказал, что после вас и его папы я – его самый лучший друг. И если вы больше не будете на меня злиться, можно я им останусь? Потому что у вас есть лучший друг мистер Блейн, а у меня нет никого, кроме Майкла.
Мэрион внезапно ощутила костлявые плечики Питера. Он ужасно исхудал за лето.
– Из меня не такой уж хороший друг для мистера Блейна, и вообще, – нетвердо произнесла она. – Но, Питер, конечно, ты останешься лучшим другом Майкла и нас с мистером Блейном тоже, если захочешь. И вот что я тебе скажу – я буду ждать тебя после школы, и мы попросим других мальчиков приходить играть с тобой.
Она улыбнулась в его сияющие глаза.
– Тебе бы этого хотелось?
Игрушки Майкла сложены в коробки в подвале. Ей придется достать их – Питер всегда так радовался, разбирая их на части. Мэрион взяла ладошку мальчика и легонько пожала.
– Могу поспорить, – сказала она, – теперь у тебя здорово получается собирать разобранное.
Голоса в угольном ящике
Когда они приехали, было уже темно. Майк свернул с грунтовой дороги на длинную подъездную дорожку и остановил машину перед коттеджем. Агент по недвижимости обещала, что в доме будет тепло и включен свет. Она явно не верила в экономию электричества.
Над входом тускло желтела лампа от насекомых, рассеянные лучи дрожали в капельках мороси. Сквозь прикрытые жалюзи пробивался слабый свет, едва очерчивая окна с мелким переплетом.
Майк потянулся. За последние три дня он проводил за рулем по четырнадцать часов, и это заметно сказалось на его мышцах. Он откинул со лба темно-каштановые волосы, сожалея, что не подстригся перед отъездом из Нью-Йорка. Когда у Майка отрастали волосы, Лори всякий раз принималась его дразнить. «Кудрявый, ты выглядишь тридцатилетним римским императором, – заявляла она. – Для комплекта не хватает только тоги и лаврового венка».
Она уснула около часа назад. Сейчас ее голова покоилась у него на бедре. Майку ужасно не хотелось ее будить. Даже сейчас, едва различая ее черты, он знал: во сне напряженные морщинки вокруг рта разгладились, а с лица исчез страх.
Четыре месяца назад у нее начались повторяющиеся кошмары, которые заставляли ее кричать: «Нет! Я не пойду с вами! Я не буду с вами петь!»
Потом крики переходили в истерические рыдания. «Майк, я не знаю, кто они, но они хотят меня. Я не вижу лиц, но они стоят кучкой и манят меня».
Он отвел Лори к психиатру, который выписал лекарства и начал интенсивную терапию. Но кошмары продолжались и не ослабевали. Они превратили одаренную двадцатичетырехлетнюю певицу, только что закончившую выступать в своем первом бродвейском мюзикле, в дрожащую тень, которая боялась оставаться одна после наступления темноты.
Психиатр предложил им съездить в отпуск. Майк рассказал ему о летних днях, которые он проводил на озере Ошби в доме своей бабушки, в сорока милях от Милуоки.
– Моя бабушка умерла в прошлом сентябре, – пояснил он. – Дом выставлен на продажу. Лори никогда не была там, и она любит воду.
Врач одобрил эту идею.
– Но будьте осторожны, – предостерег он. – Она в тяжелой депрессии. Я уверен, что эти кошмары – реакция на детские переживания, но они подавляют ее.
Лори с готовностью подписалась под возможностью уехать. Майк был младшим партнером в юридической фирме отца.
– Делай что угодно, если это поможет Лори, – сказал ему отец. – Поживите там столько, сколько понадобится.
«Я помню чистые звуки, – думал Майк, с растущей тревогой изучая сумрачный коттедж. – Помню воду, в которую я ныряю, теплое солнце на лице, ветер в парусах и лодку, плывущую по озеру».
На дворе был конец июня, но с таким же успехом это могло оказаться начало марта. Судя по радиопрогнозу, холодный фронт захватывал Висконсин еще на три дня. «Хорошо бы в ящике оказалось достаточно угля для печи, – подумал Майк. – Или агент лишится этого лота».
Придется разбудить Лори. Не стоило оставлять ее одну в машине, даже на минуту.
– Солнышко, мы приехали, – с деланой бодростью произнес он.
Лори вздрогнула. Майк почувствовал, как она сначала напряглась, а потом, когда он ее обнял, расслабилась.
– Тут так темно, – прошептала она.
– Сейчас мы зайдем в дом и включим побольше света.
Он помнил, что замок на двери требует особого подхода. Нужно потянуть дверь на себя, и только потом ключ войдет в цилиндр. В маленькой прихожей горел ночник, включенный в розетку. Тепла в доме почти не было, но не было и того пронизывающего холода, которого он боялся.
Майк торопливо включил верхний свет. Обои с рисунком из ползущего плюща выцвели и запачкались. Пять последних лет бабушка провела в доме престарелых, и на лето дом сдавался. Майк помнил, как в нем было чисто, тепло и уютно, когда бабушка жила здесь.
