Несколько соседей заметили это грубо исполненное похищение, но в те времена такие вещи были довольно обычными.
Дверь закрылась сразу же, как только монаха втащили в дом. Лойола очутился в темноте, хотя и неполной. Его толкали к лестнице, ведущей в подвал. Тьма все сгущалась. Внизу Лойолу с силой толкнули к двери погреба, дверь на мгновение приоткрылась и тут же закрылась опять. Еще через миг погреб вдруг осветился: кто-то вошел с факелом.
Перед Лойолой стояли четверо. Один из этих людей вынул монаху кляп изо рта и сказал:
— Кричать бесполезно, сударь, никто вас не слышит. Впрочем, мы и не желаем причинить вам зло.
— Что же вам от меня угодно? — спокойно спросил Лойола.
* * *
Трое из этой четверки были Манфред, Кокардэр и Фанфар. Ночью они, уйдя от палача, вернулись во Двор чудес. Во Дворе чудес они всю ночь пытались завербовать помощников для похищения. Но Двор чудес был в трауре.
На площади Мобер у костра Доле было убито и ранено больше трехсот человек.
К рассвету помощь обещали не больше дюжины воров, да и то так уклончиво, с такими оговорками, что к шести часам Манфред плюнул и ушел только с Фанфаром и Кокардэром.
— Есть у нас надежный человек на улице Сент-Антуан или Сен-Дени? — спросил Манфред.
— Есть шорник Дидье на улице Сент-Антуан, — ответил Фанфар.
— Пошли к нему…
Этот шорник, который заодно торговал ремнями, жил на улице Сент-Антуан в собственном маленьком домике.
У него были связи с некоторыми ворами. За умеренную плату он предоставлял свой погреб для хранения краденого.
Манфред с товарищами пришли к Дидье и рассказали ему, в чем дело.
— Дом в вашем распоряжении, — сказал шорник.
Манфред собирался вдруг наброситься на стражу осужденного. Они с Фанфаром и Кокардэром будут драться, а Дидье тем временем затянет Лантене в дом, и все они там спрячутся.
А убежать оттуда было просто. За домом шорника был сад. Стоило только перелезть через стену и оказаться в другом доме.
Такое нападение, бывало, удавалось Манфреду: уже нескольких воров он спас таким образом от виселицы. Обычно человека на виселицу вело семь-восемь сбиров, и дело удавалось легко.
Но на сей раз план не сработал.
Забившись в дом шорника, Манфред, Кокардэр и Фанфар ожидали, когда проведут Лантене. Казнь была назначена на семь часов.
Но, должно быть, случилась какая-то непредвиденная задержка. На капелле Святого Павла пробило уже восемь, когда Кокардэр воскликнул:
— Вот они!
И действительно, это вели Лантене. Манфред выругался и весь побледнел. Вокруг Лантене было больше тридцати человек.
Втроем средь бела дня при множестве народа, враждебно настроенного к осужденному, напасть на них было никак нельзя.
Три товарища вышли от шорника и машинально пошли следом за всей толпой к месту казни.
Так они дошли до Трагуарского Креста.
Был момент жуткой тревоги… Но когда друзья увидели, что виселица рухнула, они поняли, что палач держит слово, и ободрились. У них впереди еще целый день!
Манфред наблюдал за разговором палача с Лойолой, но не слышал его. Однако он видел, как монах показывал бумагу, а палач покорно склонял голову.
Наконец, Лойола быстро пошел прочь.
Манфред махнул рукой Фанфару и Кокардэру. Они последовали за монахом, а у дома шорника накинулись на него и затащили внутрь.
* * *
Лойола с мрачным видом пытался разобраться, что же за люди сейчас перед ним.
Он надеялся, что попал в руки дерзких горожан, желающих посягнуть на его кошелек.
И он сказал:
— Вам нужны деньги? Говорите скорее, сколько.
— А как мы их получим? — спросил Манфред.
Лойола улыбнулся. Это явно были простые грабители.
— Пошлите за бумагой и чернилами; через минуту я выпишу вам чек в кассу монастыря августинцев. На какую сумму?
Манфред сделал знак Дидье. Тот поспешно вышел из погреба.
— Сейчас скажем! — ответил Манфред Лойоле.
Через несколько минут шорник вернулся. Он принес с собой маленький столик, на который поставил чернильницу, положил перо и листок бумаги.
— Пишите, милостивый государь! — сказал Манфред.
— Я готов на любую сумму, — ответил Лойола. — Но надеюсь, вы не слишком злоупотребите…
— Нет, вы увидите: дорого вам это не встанет.
И Манфред начал диктовать: «Приказываю мэтру Леду, присяжному палачу города Парижа…»
— Что это? — воскликнул монах и отложил перо.
— Милостивый государь, — преспокойно сказал Манфред, — нам с вами нечего ломать комедию. Вы желаете смерти Лантене, потому что он вас ранил, потому что хотел спасти вашу жертву — Этьена Доле, потому, наконец, что его свободная натура вообще претит вам — любителю жестокой и абсолютной власти!
— Вы ошибаетесь, сын мой… Я не любитель жестокой власти…
— Полноте! Присмотритесь ко мне, милостивый государь: вы меня не узнаете?
— Я не знаю вас! — ответил Лойола, пристально вглядываясь в Манфреда.
— А помните тот завтрак в Медоне у мэтра Рабле в обществе мессира Кальвина и еще одного человека…
— А, так это были вы, молодой человек! Теперь я вас припоминаю.
— Весьма польщен, милостивый государь. Теперь вы понимаете, что я вас знаю! Знаю, какой беспощадной ненавистью питаете вы свой дух! Это вы замыслили приступ Двора чудес, это вы желали смерти Доле; это вы теперь желаете смерти Лантене…
— Пусть так. И что теперь?
— Теперь? Теперь вы напишете то, что я вам продиктую.
— А если не напишу?
— В таком случае через две минуты вы будете мертвы. Жизнь за жизнь, милостивый государь!
Лойола наклонил голову и задумался.
— Вы очень молоды, — сказал он наконец, — а сталкиваетесь с теми, кто гораздо сильнее вас. Имейте в виду!
— Лантене мой брат. Я на все готов, чтобы освободить его.
— Даже на жестокое преступление против духовного лица?
— Да, милостивый государь, — преспокойно сказал Манфред. — Поторопитесь: у вас осталась одна минута. Пишите… — продолжал он и встал во весь рост. — Пишите или, черт побери, я вас зарежу, как дикого зверя!
Лойола взял перо.
— Диктуйте! — сказал он резко, и Манфреду в его голосе послышалась ирония. — Диктуйте… но соблюдайте уговор. Жизнь за жизнь, сказали вы? Не правда ли?
— Клянусь! — ответил Манфред.
— Прекрасно. Я готов.
