Манфред, пьяный от радости, продиктовал:
«Приказываю мэтру Леду, присяжному палачу города Парижа, отменить казнь осужденного Лантене ввиду его помилования. Приказываю сказанному палачу передать сказанного осужденного живым и здоровым в руки тюремной стражи».
Лойола поставил подпись.
— Еще не все, — сказал Манфред. — Теперь пишите, милостивый государь… нет, не на этом листке… вот на этом…
Лицо монаха посерьезнело.
Манфред продиктовал:
«Приказываю сержанту, начальнику караула городской стражи, коему препоручено конвоирование осужденного Лантене, освободить оного заключенного немедленно…»
— Но я не уполномочен отдавать такие приказания! — воскликнул Лойола.
— Пишите, пишите, милостивый государь… Ни в чем не сомневайтесь!
Лойола краем глаза посмотрел на Манфреда и увидел: юноша нервно теребит рукоять кинжала.
Он содрогнулся от ярости, все написал и подписался. Манфред внимательно перечитал оба документа и засунул их в камзол.
— Теперь я свободен, не правда ли? — спросил монах.
— Погодите еще, милостивый государь! Будьте любезны отдать мне ту бумагу, что теперь при вас.
— Какую бумагу?! — побледнев, воскликнул Лойола.
— Не извольте ломаться, милостивый государь! Я говорю о той бумаге, которую вы показали палачу и перед которой он так почтительно склонился.
— Эта бумага для вас ничего не значит, — пролепетал монах.
— Тогда вы тем более можете ее отдать. Давайте, решайте скорей! Если вы не предпочитаете, чтобы я сам взял ее с вашего мертвого тела.
Лойола понял, что сопротивление бесполезно. А поскольку он был не из тех, кто любит бесполезные препирательства, то вытащил документ и подал его Манфреду со словами:
— Вот то, что вы хотите, сын мой. Не забудьте, что я покорился добровольно… и что я, может быть, не такой уж враг Лантене, как вы думаете.
Но Манфред его не слушал.
Он развернул документ и закричал от радости. Это был приказ великого прево за его подписью и печатью: всем солдатам городской стражи, служащим тюрем и прочим вооруженным лицам повиноваться духовному лицу — предъявителю сего.
XXIII. Путешествие Лойолы
Манфред шепнул пару слов на ухо Кокардэру и бросился бежать. На улице он, как безумный, помчался в сторону Трагуарского Креста.
На бегу он наткнулся на другого бегущего человека, которого на некотором расстоянии преследовали мальчишки.
Человек упал, выронил из рук фонарь и закричал:
— Ничего у вас не получится! Все равно я его найду!
Он подобрал потухший фонарь и принялся осматривать дома, делая вид, что светит фонарем.
Услышав голос этого человека, Манфред застыл на месте.
Он обернулся и узнал великого прево. Что он здесь делал с фонарем? Почему мальчишки гнались за ним?
Потрясенный Манфред задал себе эти вопросы, но решил, что разгадывать эту загадку будет позже, а пока опять что есть мочи помчался к виселице у Трагуарского Креста.
Пошатываясь, еле дыша, он подбежал к эшафоту, выхватил бумагу и громко крикнул:
— Помилование! Осужденный помилован!
Палач выхватил из рук поданную бумагу.
— Помилование действительное и по должной форме! — вслух объявил он.
Этих слов было достаточно, чтобы лишить сомнений караульного сержанта, если у него таковые были.
Он, как сведущий человек, изучил оба документа и приказ великого прево, подкреплявший их.
— Все верно, — сказал он наконец. — Развяжите осужденного, он свободен.
— Ура! Ура! — завопила толпа.
— Объясни… — сказал Лантене.
— Пошли, пошли! — перебил его Манфред. — Сейчас все узнаешь.
* * *
Увидев, что Манфред ушел, Лойола еле сдержал ругательство, вертевшееся на языке. Скрестив руки под плащом, сжав кулаки, нахмурив брови, он уже обдумывал план страшной мести. Так пошли три долгих часа.
Кокардэр и Фанфар не выходили из погреба, не сводили с монаха глаз.
С минуту Лойола думал, может ли он разобраться с этими двумя. Он имел обыкновение выходить из дома всегда в кольчуге и с кинжалом под сутаной.
Но у его сторожей тоже были при себе длинные кинжалы и вид чрезвычайно решительный.
К тому же Кокардэр сказал ему:
— Предупреждаю вас, преподобный отец: мне приказано убить вас при первом же подозрительном движении. Так что если желаете еще послужить Богу и людям — сидите спокойно.
Кокардэр сопроводил эти слова таким движением кинжала, что у монаха не осталось сомнений в возможном исходе боя. И он принял решение сидеть тихо и молча, полагая, что Манфред вскорости возвратится. Как мы уже сказали, ожидание продлилось три часа.
Затем монах услышал шаги на лестнице. Появились Манфред и Лантене. Манфред так и сиял, чего, собственно, и ожидал Лойола. Но Лантене был мрачен — пожалуй, таким мрачным он не шел даже на эшафот.
Кокардэр и Фанфар горячо пожали руку тому, кого так удачно помогли выручить.
— Что же, господа, — первым заговорил Лойола, — надеюсь, теперь-то я свободен?
— Это мы еще посмотрим, — сказал Манфред.
— Неужели вы посмеете нарушить данное мне слово? Вы клялись сохранить мне жизнь в обмен на жизнь Лантене.
Манфред посмотрел на друга. Тот сказал, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:
— Милостивый государь, только клятве моего друга… моего брата вы обязаны жизнью. Если бы Манфред, как вы сейчас сказали, не поклялся сохранить вам жизнь, я бы немедленно убил вас.
— Берегитесь! На мне священное облачение! — прервал Лантене Лойола, смертельно напуганный движением его руки.
— Убил бы, — продолжал Лантене, — как бешеного пса, без малейшего зазрения совести, и думал бы, что служу великую службу человечеству.
Лантене в этот миг был грозен и прекрасен.
— Но вы не бойтесь, — усмехнулся Манфред. — Воровское слово крепкое. Раз Лантене жив, то и ваша жизнь вне опасности.
Лантене еще немного помолчал и вытер рукой пот, градом катившийся по лбу.
— Да, — сказал он, — жизнь ваша вне опасности. А что до свободы… об этом поговорим.
Убедившись, что его не убьют, Лойола улыбнулся дьявольской улыбкой.
— Вы оба еще очень молоды, — сказал он, — и я прощаю ваши ложные суждения о человеке, которого вы должны были бы почитать по многим причинам. Но не подобает мне обсуждать с вами все мои поступки и цели, которые их вдохновляли. Скажите мне только, как вы хотите со мной поступить. Но подумайте вот о чем: сегодня сила на вашей стороне, но так будет не всегда. Если вы оставите меня в заключении, король Франции, у которого я в гостях, обеспокоится моим исчезновением и станет меня разыскивать. В конце концов все станет известно. Так что я забочусь о ваших интересах, не о своих: я-то давно приучил свой ум к мысли о гонениях, которые мне предстоит претерпеть, служа Богу и святой Церкви…
