— А король… — начала было она.
Жилет содрогнулась:
— Матушка, дорогая матушка! Не надо говорить об этом человеке… я так его боюсь…
— Так ему еще мало горя, что он матери причинил! — воскликнула Маржантина. — Он еще хочет…
В этот самый миг на пороге комнаты появилось несколько человек — мужчин и женщин.
Один из них вышел на середину комнаты и гневно закричал:
— Так, что означает эта комедия? Что делает здесь эта нищенка? Возьмите ее и выкиньте из дворца! Больше наказывать не надо из уважения к ее состоянию. А вы, Жилет… — Он протянул руку, словно собираясь схватить девушку. Но вдруг остановился, побледнел и начал пятиться, как будто увидал привидение.
Маржантина встала во весь рост.
Ласковым, но сильным материнским движением она оттолкнула дочь себе за спину и сердито крикнула:
— А ну-ка тронь ее… только тронь… то-то будет потеха!
— Мать! — выдохнул король.
В его устах, сведенных судорогой ужаса, это слово приобретало особое значении. «Мать» — означало «возмездие».
Некоторые из придворных, которых король привел, чтобы не слишком сильно пугать Жилет, хотели накинуться на нахалку.
Король рукой преградил им дорогу и сказал — верней, прошептал:
— Отойдите, господа… Эта женщина здесь на месте… отойдите…
Изумленные и напуганные, они попятились и ушли, а за ними король, который все еще ошеломленно прислушивался к проклятьям разъяренной матери.
XXXI. У «Великого Карла»
Накануне вечером в трактире «Великий Карл» произошла сцена, которой здесь как раз будет место. Как мы видели, утром, перед тем как пойти к Жилет и завлечь ее на охоту, Франциск I отдал приказания капитану своих гвардейцев Монтгомери.
Получив от короля задание арестовать Прекрасную Фероньерку и двух парижских воров, Монтгомери тотчас понял, как это важно.
Прежде всего он поспешил разослать курьеров по всем дорогам, а сам тем временем стал готовиться к ночной операции, послав соглядатаев в трактиры Фонтенбло. Курьеры вернулись ни с чем.
К концу дня капитан убедился, что Мадлен Феррон уже далеко от Фонтенбло.
С этой стороны его постигло полное разочарование, но что касается воров — отнюдь нет: около семи часов один из соглядатаев доложил ему, что в трактире «Великий Карл» есть недавние приезжие, причем двое из них подходят под приметы.
— Не всех трех, так двоих я все же представлю, и, надо думать, после поимки этих двоих он не вспомнит про бегство Феррон.
Монтгомери потирал руки…
* * *
Около половины десятого по всему Фонтенбло двинулись безмолвные патрули. Каждый из них направлялся к указанной ему гостинице, входил, если гостиница была открыта, стучался именем короля — если закрыта…
Трактир «Великий Карл» находился на глухой улочке с неважной репутацией, которая называлась Дровяная. Несмотря на пышное название, трактир был бедный, постояльцев принимал редко, а крохотную выручку зарабатывал на пиве на вынос для солдат. Дело в том, что от дворца он был недалеко.
Одновременно с остальными патрулями вышел из замка и Монтгомери во главе сорока солдат: хорошо вооруженных, имевших при себе все нужное для взлома двери и для того, чтобы связать арестованных.
Вскоре он был на Дровяной улице и прежде всего загородил ее с обоих концов двумя караулами по десять аркебузиров в каждом. Караулы получили приказ убивать всякого, кто попытается пройти.
Потом с двадцатью остальными сопровождающими капитан направился к «Великому Карлу». Монтгомери постучал.
К его великому удивлению, дверь тотчас же отворилась.
«Вот тебе и на! — подумал капитан. — Что-то больно быстро здесь открывают! Неужели и тут промашка?»
Солдат он оставил на улице, а трактирщика спросил:
— Любезный, есть у вас сейчас постояльцы?
— Есть, монсеньор.
— А сколько их? Говорите честно, не то шутки с королевским правосудием могут дорого встать.
— Упаси Господь, монсеньор! Сейчас у меня на постое пятеро приезжих.
— Хорошо, приятель. Я пришел арестовать этих приезжих. Сейчас сюда войдут солдаты, все будет сделано тихо и спокойно — только укажите мне их комнаты.
— Я верный подданный Его Величества, — заметил трактирщик. — Все сделаю, как скажете.
— Погодите еще. Среди этих пятерых двое приехали совсем недавно, так ведь?
— Да, монсеньор: те, что помоложе.
— А вы не слышали, случайно, их имен?
— Слышал, монсеньор.
— Назовите!
— Я слышал, как два этих благородных человека называли друг друга Манфред и Лантене.
— Трактирщик! — воскликнул, просияв, Монтгомери. — Обещаю вам пятьдесят экю, и будь я проклят всеми проклятьями, если не принесу их завтра же! Так проводите меня в комнату этих двоих. Прочие не нужны.
Капитан обернулся к приоткрытой двери, собираясь позвать солдат. В это мгновенье отворилась застекленная дверь в глубине залы, из нее вышел человек и гнусавым, насмешливым голосом произнес:
— Не трудитесь звать своих солдат, господин де Монтгомери, мы сами сдаемся королю!
— Трибуле! — негромко воскликнул Монтгомери.
— Нарочно из Бастилии явился помочь вам исполнять королевские приказы, дорогой мой!
— Трибуле! — еще раз произнес ошеломленный капитан.
— Готов доложить Его Величеству, как вы незамедлительно меня в Бастилию отправили!
— Говорите тише! — прошептал Монтгомери, в ужасе поглядев на солдат.
— Так и вы окажите любезность прикрыть дверку, не то кто-нибудь услышит, как вы соврали королю, сказав, что арестовали меня и отвезли в Бастилию!
Монтгомери с тупой покорностью повиновался и опять обернулся к Трибуле.
— Так-то лучше! — сказал тот. — Нам ведь есть о чем поговорить, дорогой господин де Монтгомери! А у солдат бывает очень тонкий слух, уж я-то знаю… Кстати, не желаете ли вообще отослать эту толпу, которая только зря толчется на улице?
— Зря? — повторил совершенно ошалевший Монтгомери.
— По всему судя, зря: ведь я и мои друзья сдаемся добровольно.
— Друзья?
— Ну да, мои дорогие друзья, молодые люди, хорошо знающие, что приказам нашего доброго короля Франциска должно повиноваться. Уверяю вас, Манфреда и Лантене оклеветали: они всей душой стремятся в тюрьму, только при условии, что я туда отправлюсь вместе с ними, что вместе с ними явлюсь перед королем, который, уверен, будет очень рад меня повидать… Я хотел их отговорить, но они уперлись — прямо невозможно! А знаете, дорогой капитан, хотите, мы их прямо сейчас позовем да и пойдем все вместе к вашим солдатам? «А это Трибуле! — крикнут тогда во всю мочь Манфред и Лантене. — Трибуле, он вышел из Бастилии, куда его отвез господин де Монтгомери!» Ведь всякому, слава богу, известно, что из Бастилии выйти ничего не стоит…
