— Говорите! — разом воскликнули Маржантина с Жилет.
Герцогиня д’Этамп поняла: дело ее удалось.
Жилет, хотя интуитивно ей не доверяла, не могла не признать, что герцогиня вырвала ее из когтей короля.
А Маржантина догадалась: союзница для них герцогиня или смертельный враг, но сейчас защищать Жилет почему-то в ее интересах.
И герцогиня продолжила:
— Здесь оставаться нельзя… Из замка вас король, конечно, не выпустит: вы у него в плену — по крайней мере, одна из вас. Но я могу легко добиться, чтобы вас переселили.
— И что нам это даст? — спросила Маржантина.
— Если новое жилище будет в самом замке — ничего. А вот если нет…
— Как «нет»? Вы же сами сказали, что мы пленницы!
— Верно. Не о том речь, чтобы выехать за ограду замка. Но в ограде есть большой парк, а в парке много павильонов. Если вас поселить в таком павильоне, вам, я думаю, проще будет защищаться, а при случае, может быть…
Маржантина и Жилет радостно согласились на эту идею и в тот же вечер переехали в караульное помещение.
XXXIII. Жарнак и Ла Шатеньере
Франциск I у себя в кабинете ожидал, чем кончатся переговоры герцогини, как будто от этого зависела вся его жизнь. Мысль, что Жилет ему дочь, больше его не мучила. Он свой выбор сделал.
Когда герцогиня д’Этамп пришла сказать, что Маржантина и Жилет переедут в караульное помещение, она застала короля за беседой с Ла Шатеньере. Фаворит из скромности удалился.
Но король крикнул ему:
— Далеко не уходи, оставайся в передней… — И нервно спросил герцогиню:
— Так что?
— Что же, государь: пришлось нелегко, но победа за нами.
— Вы мой добрый ангел! — воскликнул Франциск.
Герцогиня меланхолически улыбнулась.
— Когда они переезжают?
— Я все сделаю, чтобы сегодня же, государь.
Когда герцогиня вышла, Ла Шатеньере вернулся к королю в кабинет. Он увидел, что король весел, и решил, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы задать важный вопрос.
— Я вижу, государь, — сказал он, — у вас добрые вести?
— Превосходные, друг, превосходные… Я вернулся к жизни… дышу полной грудью…
— Тогда, государь, — сказал Ла Шатеньере, — поскольку вы так счастливы, Вашему Величеству следовало бы по этому случаю излить это счастье на других.
— Что ты имеешь в виду?
— Государь, я имею в виду, что некий человек имеет к вам прошение, но не смеет обратиться. Если дозволите, я буду говорить за него.
— Говори! — сказал король и бросился в кресло.
— Помнит ли Ваше Величество, что обещали однажды трем своим дворянам?
— По какому поводу?
— По поводу ее светлости герцогини де Фонтенбло.
Ла Шатеньере произнес эти слова самым непринужденным и равнодушным тоном. На самом деле он знал, какое действие они окажут на Франциска I.
— Помню! — отрывисто произнес король.
— Тогда я спрошу Ваше Величество, остались ли вы при тех же намерениях. Я напомню: король тогда желал сочетать браком юную герцогиню с одним из своих фаворитов.
В первую секунду Франциск I подумал, не сошел ли Ла Шатеньере с ума. Придворный был так хорошо осведомлен о любви короля, что тот даже не стеснялся думать при нем вслух и считал его своим конфидентом.
Ла Шатеньере с крайним вниманием наблюдал за ходом мысли короля.
— Государь, — продолжил он с улыбкой, — прежде всего, замечу Вашему Величеству, что я говорю не за себя, а за одного из своих друзей…
— Д’Эссе?
— Я не сказал, что это он.
— Стало быть, за Сансака?
— И этого я не сказал. Но позвольте мне закончить, государь. Естественно, этот друг не в неведении о чувствах, которыми Ваше Величество изволили почтить молодую герцогиню.
— Что же, твой друг испытывает желание прогуляться в Бастилию?
— Нет, государь, мой друг испытывает желание дать королю доказательство своей совершенной преданности.
— Говори ясней, черт тебя дери!
— Да ведь и дело непростое, государь. Если бы речь шла обо мне, я бы, конечно, ничего не стал говорить. Итак: говоря честно и откровенно, мой друг открыл мне сердце. Он дал мне понять, что намерен принять звание супруга, не домогаясь супружеских прав. Ваше Величество улыбается — стало быть, вы начинаете понимать… Ясно, государь, что вскоре молодой герцогине понадобится защитник. Она должна быть выше подозрений! Вослед ей не должно быть улыбок. А кто может вбить клевету в глотки сплетникам, кто может стереть улыбки с уст, как не человек, которому это право даст звание супруга, подкрепленное доброй и прочной шпагой?
Король задумался на несколько минут и наконец сказал:
— Ты прав.
Ла Шатеньере весь затрясся от радости.
— Что мне передать другу? — спросил он.
— Передай, что королю приятно иметь такого друга, как он, что его преданность будет вознаграждена сторицей. Теперь скажи: фамилия твоего друга — Ла Шатеньере?
Фаворит глубоко поклонился. Король дружески похлопал его по плечу:
— Скажи ему, что я доволен им. Месяца не пройдет, как он получит титул герцога де Фонтенбло.
Чтобы скрыть сиявшую в глазах радость, Ла Шатеньере опять поклонился, согнувшись чуть не до земли, а король с презрительной улыбкой думал:
«На, на косточку!»
Ла Шатеньере, сияя, вышел от короля. В передней он встретил капитана гвардии Монтгомери, который взял его за руку и сказал:
— Думаю, дорогой друг, нам надобно поговорить об очень важных и срочных делах.
Помимо прочих своих достоинств Монтгомери в совершенстве владел одной наукой, которую продвинул ее до предела своих возможностей: наукой подслушивать у дверей.
Разговор короля с Ла Шатеньере он тоже слышал.
— О каких же? — спросил королевский любимец.
— О вашей женитьбе на герцогине де Фонтенбло, — без всякого стеснения ответил капитан.
Ла Шатеньре посмотрел Монтгомери прямо в глаза.
— Черт возьми, вы недурно осведомлены! — сказал он. — Право, молодец.
— Что ж такого? Каждый старается как может. Мне надобно знать, что делается при дворе, я и стараюсь узнать как можно больше.
— Да, но дело о моей женитьбе решилось только что, да она еще и не наверняка состоится.
— Отойдемте подальше, там поговорим. Здесь есть и еще любопытные уши… кроме моих.
И верно: по передней прогуливался один из дворян свиты Дианы де Пуатье — Ги де Шабо де Жарнак — и явно любопытствовал, о чем говорят между собой Ла Шатеньере с Монтгомери.
