Схватив Мейрид за руку, она потащила сестру к выходу. Царившая в доме темнота не была абсолютной только благодаря проникавшему через окна бледному свету луны. Тишина нарушалась лишь доносившимся из парка потрескиванием и тихими стонами старых деревьев. Посторонних запахов тоже не чувствовалось. Даже принюхавшись, можно было ощутить только легкий запах воска, исходивший от паркета, и сытный аромат баранины, оставшийся с обеда в столовой. Но дым был – прозрачным слоем стелился на полу и поднимался вдоль стен. И даже в тусклом свете луны можно было увидеть колеблющиеся оранжевые сгустки, поднимающиеся вдоль перил.
Фиона крепче сжала руку Мейрид и направилась к лестнице, но вдруг остановилась, знаком приказала сестре стоять на месте и сбегала за подушечкой. Потеряй они ее, успокоить Мейрид будет крайне трудно.
– Зачем мне эта грелка? – спросила та сонным голосом, когда сестра вернулась.
– Затем, что прежде, чем увидела дым, я слышала, как кто-то ходит внизу.
– И мы ударим его этим, если понадобится?
– Да, причем так, что он станет на два фута короче, – заверила Фиона, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро.
На самом деле Фиона была напугана. Небольшие пока языки пламени уже выбивались из-под двери помещения, в котором проводились школьные занятия, и ползли вверх по стене.
– Миссис Куик! – крикнула Фиона, когда они наконец спустились. – Пожар! Спасайтесь!
Посторонних в доме, похоже, не было: злоумышленник, видимо, ушел, но следы его присутствия остались – возле двери класса на полу вперемешку с какими-то бумагами валялись ее любимые грифельные дощечки.
– Мои расчеты! – вскрикнула вдруг Мейрид и бросилась в сторону столовой.
На мгновение Фиона растерялась: необходимо найти миссис Куик, но как оставить Мейрид одну?
Решив, что сестра все равно не откажется от своего намерения, а ориентироваться в непривычной ситуации она практически не способна, Фиона побежала за ней.
Воздух в столовой был заметно свежее. Мейрид пыталась запихнуть в сумку, в которой обычно носила в обсерваторию свою работу, листы бумаги со стола, книги, компасы и астролябию.
– Нет, Фи! – увидев сестру, закричала она, в отчаянии опуская руки. – Я ни за что не смогу уложить все это правильно.
– Зато тебе не придется разбирать то, что останется от всего этого после пожара, – ответила Фиона, быстро затолкав в сумку все, что оставалось, и схватив сестру за руку. – Пойдем, моя сладкая. Надо торопиться.
Желтовато-коричневые с розовыми узорами обои в холле уже начали отслаиваться от стены, и дым заполнял всю верхнюю часть помещения. Фиона нагнулась как можно ниже и потащила сестру на кухню.
– Миссис Куик!
От темноты отделилось большое плотное пятно.
– Какого черта вы обе здесь делаете? – воскликнула миссис Куик, балансируя на одной ноге и пытаясь всунуть другую в ботинок.
Учитывая обстоятельства и то, что экономку оторвали от сна, реакция ее была более чем нормальной. Фиона начала успокаиваться. Появилась уверенность, что они все успеют покинуть дом.
– Вот. – Мейрид неожиданно протянула экономке медную грелку. – Мне с ней крайне неудобно.
Миссис Куик и не думала отказываться. Они втроем выбежали из кухни в тот момент, когда на задней стене из-под панели выскочил довольно большой язык пламени. Сосредоточив все внимание на входной двери, Фиона думала, как вывести женщин наружу, все остальное сейчас значения не имело. Она опять начнет сначала. В конце концов, ей не привыкать. Она справится и в этот раз, пусть теперь и без денег.
Первой выхода достигла Мейрид и, повернув свободной рукой ручку, толкнула дверь. Подумав, что на улице их кто-то может поджидать (не сам же огонь загорелся), Фиона попыталась ее опередить, но прежде чем успела открыть рот, чтобы предупредить сестру, та уже выскочила наружу и, неожиданно споткнувшись обо что-то, упала. И Фиона едва избежала той же участи, успев перепрыгнуть через растянувшуюся у двери девушку.
Это происшествие немного всех подбодрило, и они побежали в глубину сада, где было тихо и спокойно. Однако вскоре им пришлось остановиться, едва не наткнувшись на препятствие: на земле лежало что-то большое и мягкое.
– Мей? – окликнула Фиона сестру, которая зачем-то опустилась на колени, а приглядевшись, увидела на ее платье пятно, темное и влажное.
Фиона непроизвольно отпрянула, а Мейрид поднесла руку к лицу и произнесла каким-то странным, чужим голосом:
– Это человек.
У Фионы похолодело внутри. Перед мысленным взором промелькнула картинка из прошлого, тяжелое, ужасное воспоминание. Холод. Непроницаемая темнота. И скорчившаяся на земле, задыхающаяся от рыданий маленькая Мей. И ее с трудом различимые слова, такие же как сейчас: «Это человек».
Фиона несколько раз глубоко вздохнула, заставляя себя сосредоточиться, и мысленно постаралась поступить с этими воспоминаниями так, как только что с бумагами: загнала в дальний угол памяти, откуда они не смогут пока потревожить ее. Не смогут причинить боль Мей. Окончательно взяв себя в руки, она наклонилась, чтобы получше рассмотреть то, что увидела сестра.
– Святое распятие! – выдохнула миссис Куик, с другой стороны наклонившись к человеку, неподвижно лежавшему прямо напротив черного хода их дома. – Господи Иисусе!
Женщина отвернулась, и ее вырвало на траву.
Фиона склонилась еще ниже. В свете луны все казалось серым, но ей и не надо было различать краски: она достаточно хорошо знала, что при таком освещении кровь выглядит черной. Рот лежащего был полуоткрыт, как у уснувшей рыбы, в неподвижных глазах отражались лунные блики. Сомнений не осталось – мужчина мертв. И не просто мертв, а, судя по обилию крови, образовавшей вокруг его головы страшное подобие нимба, жестоко убит. Лицо его буквально исполосовали чем-то острым, нетронутыми остались только глаза.
– Фи! Фи? Неужели опять? Не-ет!
Как выяснилось позже, соседей разбудили не вспышки огня или запах дыма, а этот протяжный крик и громкие рыдания совершенно выбитой из колеи Мейрид.
Глава 9
Алекс грохнул большим бокалом с бренди по нечистому, липкому столу и, швырнув деньги на середину, нарочито громко, чтобы не оставалось сомнений в том, что его поняли, заявил:
– На все.
Помимо него за столом сидели четверо, все – представители аристократических фамилий, не имевшие ни малейшего отношения к обитателям трущоб, однако частые гости «Голубого гуся». С бокалами в руках и салфетками за воротниками, они выделялись как цветы на навозной куче. Даже полностью промотавшись, они все равно не утратили бы особого положения в обществе, и ничто – даже самые грязные делишки – не сделало бы их здесь своими. Даже лица у них, черт побери, были не такие, как у остальных: чистые и ухоженные.
