— Мы хотели бы еще раз осмотреть дом, — сказал Барден, — если вы согласитесь оставить нам ключ.
— Делайте что хотите, — сказал Парсонс. — Священник пригласил меня на воскресный обед, и я не вернусь до вечера.
Он начал убирать остатки завтрака со стола, пунктуально располагая чайник и банку с джемом там, где обычно держала их покойная жена.
Барден смотрел, как Рональд берет свежую, еще не читанную воскресную газету, сметает на нее крошки от тоста и засовывает ее в мусорное ведро под раковиной.
— Я продам этот дом как можно скорее, — сказал он.
— Моя жена собирается на панихиду, — сказал Барден.
Парсонс по-прежнему стоял спиной к нему и мыл чашку, блюдечко и тарелку, поливая их водой из чайника.
— Я рад, сказал он. — Я подумал, что, может, захотят прийти те, кто не сможет завтра прийти на похороны. — Раковина теперь была коричневой от грязи, к жирным стенкам прилипли крошки и чаинки, словно отмечая уровень воды. — Полагаю, у вас нет никаких предположений по поводу личности убийцы?
Это прозвучало нелепо. Затем Барден припомнил, какие книги читал этот человек, пока его жена сидела за вязаньем.
— Пока — нет.
Парсонс вытер посуду, а потом и руки кухонным полотенцем.
— Все равно, — устало сказал он, — это ее не вернет.
День обещал быть жарким — первый по-настоящему жаркий летний день. На Хай-стрит от жары уже возникали миражи — блестящие озерца, исчезавшие, когда Барден к ним приближался; на дороге, где прошлым вечером стояли настоящие лужи, блестела призрачная вода. Машины уже потянулись чередой в свое паломничество к морю. На перекрестке в голубой форменной рубашке стоял Гейтс и регулировал движение. Барден ощутил всю тяжесть своего пиджака.
Вексфорд ждал его в кабинете. Несмотря на открытые окна, в кабинете было душно.
— Кондиционер работает лучше при закрытых окнах, — сказал Барден.
Старший инспектор расхаживал взад-вперед, вдыхая растворенное в воздухе солнце.
— Так лучше, — произнес он. — Подождем до одиннадцати. Потом двинемся.
Они нашли машину, которую Вексфорд надеялся увидеть, в укромном переулке рядом с Кингсбрук-роуд, там, где она выходила на Табард-роуд в самом конце.
— Слава богу, — почти благоговейно сказал Вексфорд. — Пока все идет по плану.
Парсонс дал им ключи от задней двери, и они молча вошли на кухню. Барден думал, что в этом доме всегда будет холодно, но сейчас, среди жаркого дня, воздух в нем был спертый, в нем стоял запах залежалой еды и затхлого нестиранного белья.
Тишина была абсолютной. Вексфорд пошел в прихожую, Барден следом за ним. Они ступали осторожно, чтобы старые доски не скрипнули под ногой. Пиджак и плащ Парсонса висели на напольной вешалке, а на маленьком квадратном столике среди груды рекламных листков, вскрытых конвертов, возле грязного носового платка что-то блестело. Барден подошел поближе и посмотрел на блестящий предмет, не прикасаясь к нему. Он сдвинул прочий хлам в сторону, и вместе с Вексфордом они уставились на ключ с брелком в форме подковы на серебряной цепочке.
— Есть, — прошептал Вексфорд одними губами.
В гостиной миссис Парсонс было жарко и душно, но все стояло на своих местах. Люди Вексфорда поставили все так, как было, даже вазу с пластиковыми розами, которая закрывала каминную решетку. В лучах солнца, пробивающегося сквозь закрытые окна, танцевали мириады пылинок. Остальное было неподвижно.
Вексфорд и Барден стояли за дверью и ждали. Казалось, прошло сто лет, прежде чем хоть что-то произошло. А когда произошло, Барден не поверил своим глазам.
Сквозь окно эркера был виден участок пустынной улицы, ярко-серый в солнечном свете и резко рассеченный короткими тенями деревьев из сада напротив. Только серый и залитый солнцем зеленый — других цветов не было. Затем, справа, как в кино, в кадр быстро вошла женщина. Ее одежда была яркой, как оранжево-нефритовое оперение самочки зимородка. Волосы, на тон темнее рубашки, тяжело падали ей на лицо. Женщина толкнула ворота, сверкнув десятью гранатовыми ноготками на фоне некрашеного дерева, и исчезла в задней двери. Хелен Миссал, наконец, пришла в дом своей школьной подруги.
Вексфорд поднес палец к губам и поднял взгляд на потолок с лепниной. Наверху послышались чьи-то тихие шаги. Кто-то еще услышал цокот каблуков посетительницы.
Сквозь щелку в четверть дюйма между дверью и косяком Барден видел узкий, как нож, сектор лестницы. Пока она была пуста — просто вертикальная линия обоев над деревянными перилами. Инспектор ощутил, как пот струится под мышками. Скрипнула ступенька, и в тот же момент с тихим стоном открылась дверь наверху.
Барден не сводил взгляда с яркой, подобной мечу, полосы. Он подобрался, едва осмеливаясь дышать, когда на фоне обоев и дерева на миг мелькнули черные волосы, смуглая щека, голубовато-белая рубашка. И всё. Он даже не был уверен, что эти двое встретились, но это произошло слишком близко от него, и он скорее ощутил, чем услышал их встречу, такой тяжелой и полной отчаяния стала тишина.
Четыре человека среди жары. Барден поймал себя на том, что молится, чтобы не шевельнуться и в то же время быть настороже, как Вексфорд. Наконец, снова послышался стук каблуков. Эти двое пошли в столовую. Первым заговорил мужчина, и Бардену пришлось напрячь слух, чтобы различить его слова. Он говорил тихо, жестко держа себя в руках.
— Тебе не надо было приходить сюда, — сказал Дуглас Куодрент.
— Мне надо было увидеть тебя, — Хелен говорила громко и настойчиво. — Ты еще вчера обещал встретиться со мною, но не пришел. Ты мог прийти, Дуглас.
— Я не мог уйти. Я собирался, но пришел этот Вексфорд…
Его голос стал тише, и конца фразы нельзя было услышать.
— Мог бы и потом зайти. Я знаю, я столкнулась с ним.
Вексфорд в гостиной удовлетворенно кивнул, когда еще один нерешенный вопрос выяснился.
— Я думала… — Они услышали ее нервный смех. — Я подумала, что рассказала им слишком много. Я почти…
— Тебе ничего не надо было говорить.
— Я и не сказала. Я замолчала… Дуглас, ты делаешь мне больно!
В его ответе была ярость, но они не разобрали его слов.
Хелен Миссал не пыталась сдерживать голос, и Барден удивился, зачем одному собеседнику такие предосторожности, когда второй вообще не стережется?
— Зачем ты пришла? Что ты ищешь?
— Ты знал, что я приду. Когда ты позвонил мне прошлым вечером и сказал, что Парсонса не будет дома, ты знал…
Они услышали, как Хелен ходит по комнате, и Барден представил, как она презрительно морщит свой прямой носик, трогает пальчиком убогие подушки, чертит дорожки в пыли на серванте… Ее смех, презрительный и невеселый, удивил его.
— Ты видел когда-нибудь такой убогий дом? Представить только — она и вправду жила здесь, малышка Мегги Годфри…
